Юрий Маслиев - Убить Троцкого

Михаил не переставал удивляться прозорливости отца. «Бедный папа, – думал он, – ты все-таки, несмотря на свою предусмотрительность, не смог уберечь свою семью от гибели…»

Выйдя из подъезда, он в два прыжка догнал проходивший мимо трамвай и поехал на встречу с Александром, который ожидал его возле одного из мостов через Москву-реку. Там находился один из оборудованных тайников.

Сегодня утром друзья решили разделить доставшуюся им добычу. По мнению Блюма и Лопатина, половина добычи должна была достаться Муравьеву, как организатору, финансировавшему эту операцию и взявшему весь основной риск на себя, начиная с Царицына. Миша, ни на чем не настаивая, разделяя это справедливое решение, в то же время прекрасно понимал, что и без них успешное выполнение операции было бы невозможным.

После раздела драгоценностей стал вопрос о хранении. Вот здесь-то Михаил и поделился с друзьями информацией о наличии оборудованных тайников. Михаил (так получалось) был носителем информации обо всех тайниках, и друзья, полностью доверяя ему, попросили дать в полное распоряжение каждому по одному хранилищу.

Александр уже поджидал его, держа в руках увесистый пакет. Они спустились к реке, под арку моста, и зашли в нишу, образованную каменным парапетом, сложенным из крупных отесанных гранитных глыб. Даже днем ниша ниоткуда не просматривалась. Пользуясь заранее приготовленным ломиком, Михаил с трудом выдвинул каменную плиту, накрывавшую парапет сверху, чем освободил запорный механизм крайнего камня сбоку. Выдвинув камень, он положил в образовавшееся сухое каменное углубление пакет Александра, после чего произвел действия в обратном порядке.

До встречи с Евгением оставалось еще два часа, поэтому они вышли из-под моста и, не торопясь, прошлись по ярко-зеленой набережной, далее поймали пролетку и неспешно покатили к Новодевичьему.

У явочной квартиры Александр легко соскочил с пролетки, а Михаил продолжил свой путь к находившемуся неподалеку кладбищу.

Он пришел туда раньше назначенного часа, посетив это место второй раз за сегодняшний день. Ранним утром здесь уже была спрятана его часть добычи, а сейчас еще один старинный склеп ожидал посещения.

«Какие-то пиратские страсти: кладбища, покойники, склепы, спрятанные сокровища… Мой бы сюжетец да Стивенсону [31]или Майн Риду [32]… То-то порадовались бы. А что – четыре капитана: Дрейк, Флинт, Морган и, для полного комплекта, – русский капитан Муравьев… – иронизировал над собой Михаил. – Бред какой-то…» – отмахнулся он от пустых мыслей.

Теплый, совсем летний день, припекающее солнце, щебетание птиц и зелень за кладбищенской оградой – навевали воспоминания о Ливадии, где во время каникул они отдыхали всей семьей. Вспоминалась беседка в окружении субтропической зелени, синевшее вдалеке успокаивающе шумящее море в белых барашках волн, солнечные блики, книга с захватывающим сюжетом. Он еще тогда, в детстве, поймал себя на том, что этот пик счастливого покоя, эта радость бытия, возможно, никогда больше не повторится. А потом – война, кровь, грязь, смерть, бессонные ночи, нечеловеческая усталость и огромное, пожирающее душу горе.

«Вон еще один пират идет», – завидев приближавшегося огромного Лопатина, опять усмехнулся он своим мыслям.

Направляясь по тенистой алее к склепу, где находился очередной тайник, Михаил, нарушив окружавшую их кладбищенскую тишину, вдруг сказал:

– Как жаль, что нельзя вернуться в детство…

– Что?.. – недоумевающе уставился на него Евгений, чья голова была забита другими, более прозаичными мыслями.

– Я говорю: неужели все то хорошее, что было у нас, – никогда не повторится?!.

– Все будет хорошо… И красота, и счастье, и любовь – будет все. Мы ведь еще очень молоды, Миша, – неожиданно для себя понял его Евгений. – Время все залечит… И наши души тоже…

Как свистнувшая плеть, время, смывая с души прошлое, стремительно несло друзей на восток. Время, как вода, затушило в душе Михаила пепелище родного очага, изредка ударяя в сердце горькой памятью. Стук вагонных колес отделял его от этого прошлого. И только глаза маленькой девочки, оставленной далеко в Москве, бередили его душу.

«Ну что мне до нее?.. Я сделал все, что мог и как мог, защитил ее, – отмахивался он от воспоминаний. – У меня сейчас другая цель, другая судьба… Пепел Клааса, – вспомнил он. – Ну что ж, долги надо платить… И я заплачу сполна этому тщедушному негодяю в пенсне, с козлиной бородкой. Заплачу за своих родных, за синие, полные слез глаза Тани, почему-то занозой засевшие в моем сердце, – за все ».

Это все вмещало в себя многое: и кровь, и грязь, и страдания – весь тот хаос, в котором сейчас находилось его гордое прошлое – его Родина.

Разумом понимая все многообразие причин, приведших к этому, он тем не менее сконцентрировал свою ненависть на одном конкретном человеке.

– Заплачу… – пробормотал он, засыпая.

Разбудил его визгливый смех дебелой попутчицы, занявшей нижнюю полку. Она вяло отбивалась от приставаний затрапезного вида мужичка, который с юркой галантностью провинциального приказчика рассыпался в любезностях.

В общем вагоне, набитом до предела, разносился кислый запах давно не мытых тел, воняло нестираными портянками, сивушным перегаром и нечистотами – в общем, всем тем, чем пахнет собранная вместе разношерстная толпа людей, в своей скученности не имеющая возможности, да и в большинстве своем – не желающая заниматься личной гигиеной. Замызганный, засыпанный мусором и окурками, заплеванный пол, грязные стены, закопченный потолок, этот собранный вместе вонючий сброд, окруживший их, шум, выкрики детей, площадная брань, плачь и идиотский смех – все внушало чувство гадливого омерзения.

Робкие лучи зарождающегося утреннего солнца с трудом пробивались сквозь запыленные стекла и стелившийся по вагону сизый махорочный дым.

Михаил, проспавший всю ночь на второй полке вместе с Сашей Блюмом, позавидовал вольготно развалившемуся на третьей, багажной, полке громадному Лопатину, который по причине громоздкости своей фигуры спал один.

Прерывистый тревожный сон не принес обычной после сна свежести. Саша, почувствовав, что его друг проснулся, тотчас открыл глаза и, улыбнувшись, ехидно заметил:

– Ну и рожа у тебя, Мишка!

– На себя посмотри, – разглядывая помятую, давно не бритую физиономию товарища, буркнул Михаил.

Услышав разговор, сверху свесилась кудлатая улыбающаяся голова Евгения.

– С добрым утром, товарищи ! Как спалось? – весело сказал он.

Сползая с третьей полки, словно рак, и стараясь никого не повредить внизу своим громадным телом, он добродушно ворчал: