Сергей Вольнов - Прыжок в секунду

тринадцать=шесть=шесть=шесть…»

– Сно-ова пустыня… – протянула девушка.

– Пустыня пустыне рознь, – многозначительно заметил мужчина. – То была мертвая пустыня. А эта – живая.

– Ну да, ну да. Верблюдов я тоже вижу, – язвительным тоном отозвалась она.

Поодаль, у подножия длинного и высокого, словно песчаное цунами, бархана и впрямь обгладывало колючие кусты небольшое, с десяток особей, стадо верблюдов. Оседланные, с навьюченной поклажей, переметными сумами и прочей сбруей, и – никакой охраны. Неудивительно, что это зрелище провоцировало соблазн угнать «кораблей пустыни».

– Украдем? – предложила Маленькая, озорно сверкнув глазками.

– Нет уж. Тот факт, что они тут топчутся без охраны, напрочь выбивается из нормального положения вещей. А если что-то идет не так, лучше от этого «чего-то» держаться как можно дальше, соображаешь, о чем я?

Она кивнула.

– А может…

Но девушка не успела озвучить идею.

Там, за длинным барханом, грянул хор мужских голосов, распевающих на… немецком?

– Что-о?! – вскрикнула девушка. Мужчина тотчас вскинул руки и зажал ей рот ладонью.

– Тихо, тихо, малышка… – зашептал ей в самое ушко. – Я, кажется, понял, где мы. Дойче шпрехе еще не совсем выветрился из памяти. Германские фильмы на кассетах без перевода опять же не давали забыть.

Он отпустил напарницу, пригнулся и взбежал на бархан. У вершины остановился, стараясь не шуметь, залег и преодолел последние метры по-пластунски, ползя по предательски осыпающемуся песку.

Мужские голоса продолжали дружно распевать:

Стараясь не сильно высовываться, Большой выглянул из-за песчаной кромки… и обомлел. Ему в нос, в рот, в уши лезли песчинки, но мужчина не обращал на них внимания. Настолько его поглотило все, что происходило внизу.

Взору открылось вот что. Из центра круглой площадки, выкопанной и утрамбованной в песке, а по краям обложенной мешками с тем же песком, прямо в небо уставились стволами два орудия. Человеку, некогда почитывавшему справочники по военной технике времен Второй мировой войны, не составило труда определить, что это зенитка Flak-88.

Возле зенитных орудий на ящиках из-под снарядов сидели люди. Кто-то из них потягивал что-то из жестяных кружек, кто-то курил, а кто-то снаряжал патронами автоматные магазины. Облачены сидевшие были в чрезвычайно пыльную одежду, поэтому идентифицировал их Большой по валявшимся поодаль каскам. И по «репертуару» пластинки, крутившейся на патефоне, установленном сбоку от зениток.

Узрев все, что ему было необходимо, старший напарник пополз обратно.

– Что там?

– Немцы.

– Немцы?

– Да, мы, похоже, во фрагменте тысяча девятьсот сорок четвертого года.

– С чего ты взял?

– А с того, что такая одиночная огневая точка, без поддержки, тупо изолированная… Жест отчаяния. Остались прикрывать отход товарищей.

– Прямо триста спартанцев! Это же фашисты, – презрительно скривилась Маленькая.

– Ну а как же. Фашисты, демократы, коммунисты, анархисты… Все ведь люди. Разные. Свои герои у них, свои ценности, свои антигерои. Ты за этим барханом видишь фашистов, нелюдей, упырей. А я, при всей ненависти к нацизму как таковому, вижу там простых парней, которые не побоялись приближения танков Монтгомери и остались прикрывать отступление своих боевых товарищей. При этом прекрасно понимая, что задержат врагов максимум на полчаса. Но все же остались. Фашисты – это те, кто их сюда, в адские пески, заслал подыхать. Подумай-ка об этом на досуге. А досуг…

Он замолчал на полуфразе, прислушиваясь.

К разговорам немецких солдат и бравурной мелодии знаменитой маршевой песни «Эрика», лившейся из репродуктора патефона, вдруг добавился еще один звук. Отдаленное гудение десятков моторов.

– Томми! [3] – крикнул один из немцев.

– Auf Positionen! [4] – четко распорядился кто-то из них, по-видимому, офицер.

Пришло время говорить пушкам, а не музам. Два орудийных выстрела слились в один.

В ответ пустыня вокруг укрепленной площадки украсилась «цветками» из песка и пыли, поднятыми британскими снарядами.

Маленькая и Большой, не найдя ничего лучшего, метнулись к стаду и спрятались среди верблюдов.

– Ну и запашок… Давай отвязываем – и прочь отсюда, прочь!

– Погоди, погоди. Спесивые бритты едва нас завидят, прихлопнут не задумываясь. Потому что примут за убегающих роммелевских солдат. Так что разумнее было бы остаться и молиться всем известным богам. И неизвестным тоже.

Они уселись на горячий песок, прислонившись спинами к косматым бокам пустынных кораблей. Прилегшие верблюды отнеслись к новоявленным соседям с присущим только им стоицизмом…

Время, как известно, течет всегда одинаково. Однако, если человек кого-то или чего-то ждет, его восприятие начинает сомневаться в непреложности этой ма́ксимы. Вот и сейчас минуты для напарников текли подобно десяткам часов. Им оставалось только ждать, ждать, ждать… И надеяться.

А двусторонний обмен орудийными выстрелами все продолжался.

– Nicht kapituliren! – верещал немецкий командир. – Feuer! Feuer, Schwitzeren! [5]

– Himmellherrgottsakramenthalleluja-amileckstama-а-а-а-а-а-arsch!!! – на едином выдохе проорал кто-то из фрицев страшнейшее ругательство, истинный вопль души, и принялся садить из пулемета длинными очередями.

– Пила Гитлера, – негромко прокомментировал Большой.

– Какая пила?..

– Пулемет MG-42. Так его прозвали. Страшная штука, мощная, скорострельная, надежная. Даже спустя много десятилетий кое-где на вооружении состоял…

– Вот как… Слушай, ты рассчитываешь сдаться британцам?

– Только сообразила? Представимся французскими разведчиками, сбежавшими из немецкого плена. Скажем, что у нас есть какие-то немецкие секретные данные.

– А потом?

– Потом по обстановке. Выкрутимся как-нибудь и удерем.

Раздался громкий треск, и артиллерия немцев замолчала.

– Эрвин, патронен! Страйфен! А-а-а!