Олег Дивов - Леди не движется

Свидания, разумеется, у меня в планах не было. Ни сегодня, ни когда-либо. Я вообще всячески избегала встреч с Максом в нерабочее время. Его настойчивость когда-то пленяла меня, а теперь – раздражала. Жить с ним я не могла и не хотела. Но еще меньше я хотела объяснять, почему. В конце концов, с каких пор женщина обязана объяснять, почему она не хочет того или иного мужчину? Потому что не хочет.

Но и работать с местными инквизиторами я тоже не стремилась. У меня было очень сложное отношение к ним. Верней всего будет сказать, что они жестоко разочаровали меня. В коллективе, конечно, сочли, что я слишком высокого о себе мнения. Интересно, почему это я высокого мнения о себе, когда – слишком низкого о них? Но у простых людей всегда просто: если ты о ком-то думаешь плохо, то лишь потому, что о себе – хорошо.

В чем-то я, спорить не буду, была слишком пристрастна к этим ребятам. В конце концов, они реально закрывали тучу мелких дел. За крупные, и особенно кровавые, не брались. Кому лицензия не позволяла, а кто и сам не рвался, брезговал. Но меня удручала их квалификация. Мои коллеги никогда не видели настоящих инквизиторов, но я-то знала разницу!

Сам институт независимого следствия – иначе говоря, инквизиции – появился лет тридцать назад как средство для одновременного противодействия «мафии адвокатов» и борьбы с коррупцией в полиции. Любой человек или инородец, гражданин или нет, мог прийти к лицензированному инквизитору и заказать расследование по интересующему его вопросу. Инквизиторы могли пользоваться материалами полиции и ее техническими мощностями, могли обходиться своими силами. В сущности, инквизитор был сам себе криминальная полиция. В отличие от частного детектива, инквизитор был абсолютно легальным игроком на правовом поле, целиком вписанным в систему следствия и судопроизводства. Его полномочия ограничивались лишь квалификационным классом и территорией – например, «планета» или «штат», – на которую выдана лицензия. Первый и второй классы имели право самостоятельно задерживать подозреваемого – но без права содержания его под стражей, конечно. «Всемирная» лицензия первого класса превращала инквизитора в персону, более влиятельную даже, чем агент федеральной безопасности. В суде выступление инквизитора рассматривалось как аргументы так называемой третьей стороны – наряду с обвинением и защитой. Все, чего инквизиторы не могли, – выступать единственным обвинителем на суде. То есть судиться на основании только лишь инквизиторского расследования закон не позволял. Обязательно должен присутствовать федеральный обвинитель.

Эффект от введения этого института оказался просто оглушительным. Показатели коррупции на планетах, где работали инквизиторы, снизились в десятки раз буквально за три-четыре года. Поначалу лицензию инквизитора выдавали только людям, получившим профильное образование в полицейском колледже и отработавшим не менее десяти лет по специальности в полиции или федеральной безопасности. Вскоре требования несколько снизились и видоизменились: теперь достаточно было трех лет стажа. Два крупнейших вуза открыли факультеты криминалистики, чтобы готовить конкретно инквизиторов, – Государственный Университет в Мадриде и Колледж Права на Джорджии. Выпускникам этих факультетов стаж работы в полиции или аналогичных структурах не требовался вообще, и первую свою квалификационную оценку они получали на выпуске. Что интересно: опытные практики с трудом вытягивали на второй класс, а в Джорджии, например, треть выпускников получала этот самый второй класс прямо на дипломе. В Мадриде уровень подготовки был еще выше: там третий класс был такой же редкостью, как и первый.

Но оба этих факультета отсеивали студентов просто зверски и выпускали максимум по пятнадцать человек в год. Пятнадцать настоящих специалистов, чья подготовка обходилась дороже, чем обучение всего личного состава полиции Большого Йорка. Эти ребята раскрывали преступления любого уровня сложности. Но их было слишком мало. Поднимать количество – значит терять в качестве. Поэтому основная масса инквизиторов по-прежнему набиралась из бывших следователей криминальной полиции.

Такими были и наши мальчики. Молодые, честолюбивые, расчетливые. Никто из них не захотел рисковать карьерой и поступать в Джорджию, не говоря уж о Мадриде – там и конкурс сумасшедший, и отсев ненормальный, и дисциплина нечеловеческая. Один зачет не сдал – вылетел, ну кому это надо? Поэтому они учились на Кабане, в лучшей из полицейских академий. Потом они три года сидели на службе в тихой колонии, затем получали лицензию третьего класса – у кого-то был «штат», но большинство ограничивалось «планетой». Ну а зачем тратить силы на подготовку, когда реально основная масса дел будет, во-первых, не выше третьего класса по сложности, а во-вторых, территориально не выйдет за пределы Большого Йорка?

На мой взгляд, разница между ними и частными детективами была слишком незначительной для профессионального уважения. Нет, я прекрасно отношусь к частным детективам. Люди занимаются своим делом на своем поле. Но, простите, назвать частника следователем у меня язык не повернется. Среди них есть прекрасные оперативники, положа руку на сердце – лучше большинства тех, кого вы найдете в полиции. Но оперативный розыск – это малая часть того, что включает в себя понятие «следствие». Разумеется, наши мальчики были честными и неподкупными, но по сути они оставались самыми обыкновенными следаками, не хуже и не лучше тех, какие расследуют в полиции вашу жалобу совершенно бесплатно. Притом у мальчиков были амбиции и была гордыня. Они свысока посматривали на коллег из полиции, они привыкли к восхищению девушек из оперативного отдела и лабораторий, они распускали перья, говоря о себе с этакой снисходительной иронией – которая лучше прочего показывает, какого высокого мнения о своей персоне они были в действительности.

Всего на Большом Йорке таких «тоже-инквизиторов» было человек тридцать. Семеро паслись у нас, в управлении. Собирали информацию, ну и, как водится, флиртовали с девчонками, иногда приглашая оперативниц «для огневой поддержки» и делая вид, что этим оказывают честь. Честь не честь, а за такое приглашение полагалось заплатить, поэтому, будь у них что-нибудь интересное, я бы согласилась. Но дела, за которые они брались, редко требовали серьезной оперативной помощи. Обычно такое приглашение означало одно – романтическую встречу в интимной обстановке. Если поддержка была действительно необходима, у мальчиков резко включались мозги, и они звали не грудастую девицу, а кого-нибудь из опытных и метких старичков вроде Ежина.