Захар Артемьев - Штрафной бой отряда имени Сталина

Был только один момент, который вселял надежду в трепещущую от ужаса душу полковника. Было воспоминание об одном допросе, который Бирюков вел вместе с генералом.

Здоровенный детина-эсэсовец был доставлен в самый центр Москвы в обстановке строжайшей секретности. Его везли, надев мешок на голову, закованного в наручники, хотя он и не сопротивлялся. Предварительных допросов не было, по распоряжению Трофимова, пленного ввели в кабинет генерала.

Примечательно было, что помимо работников органов госбезопасности на допросе присутствовали трое пожилых людей в белых халатах. Взглянув на них, полковник обомлел, он совершенно точно знал одного из них – седого скрюченного человека с бородкой клинышком.

В свое время, несколько лет назад, этот человек был арестован по анонимному доносу. Бирюков тогда вел его дело. Он лично допрашивал профессора-биолога. И он прекрасно знал, почему зубы у профессора теперь заменяли протезы. Одного он понять не мог – почему профессор, осужденный за троцкизм на десять лет, сейчас находился в государственном здании в центре столицы. И сейчас участвовал в совершенно секретном допросе.

Переводчик при допросе не потребовался, пленный говорил исключительно на русском языке. Причем говорил он детским голосом. После каждого ответа пленный почему-то добавлял слово «дяденька». Задав целый ряд вопросов, четких и бьющих в цель, генерал повернулся к Бирюкову:

– Работайте, товарищ полковник, – он ободряюще кивнул ему, хотя в глазах Трофимова стоял могильный холод. – Только без рук.

Бирюков вздрогнул и приступил к допросу. По сравнению с генералом он работал путано, вопросы задавал неуместные и, как он сам понимал, глупые. Так что когда Трофимов прекратил мероприятие, полковник был даже рад.

После к делу приступили ученые. Они обступили пленника и немедленно принялись за различные манипуляции. У него взяли кровь, слюну, срезали образец кожи, ногтей. Отстригли пряди волос с головы, с бровей, из подмышечных впадин. Один из ученых, тот самый – осужденный, повернулся к Трофимову:

– Товарищ генерал! – Бирюкова перекосило при этом обращении бывшего врага народа к работнику госбезопасности, но он промолчал. – Нам надо забрать арестованного, чтобы провести дополнительные исследования. Целый ряд исследований.

– Запрещаю, категорически запрещаю, – басом прогремел голос генерала Трофимова. – Работать будете исключительно в нашем учреждении, более того, на время работы жить будете здесь или в гостинице неподалеку под нашим строгим наблюдением. Все необходимые приборы и препараты, инструментарий вам доставят немедленно по списку, который вы составите. Вообще все, что вам будет нужно, будет предоставлено по первому требованию. Полковник Бирюков, – Трофимов вперил взгляд в своего подчиненного. Короткостриженный, с седым ежиком волос, сейчас он походил на матерого волка, нашедшего след. – Вы лично проинформируете семьи и близких товарищей о том, что они находятся при исполнении особо важного, секретного задания правительства.

– Есть, – коротко ответил Бирюков, хотя он не совсем понимал, почему с этим не может справиться какой-нибудь лейтенант. Но смолчал.

– А теперь, товарищи, – генерал терпеливо дождался, пока ученые закончат свои манипуляции, – ваш вывод?

– Вывод, конечно, предварительный, – торопливо заговорил краснолицый ученый в круглых очках, молчавший до этого. – Но одно мы уже сейчас можем сказать совершенно ответственно. Товарищ генерал, – он торжественно выпрямился, рядом встали остальные в белых халатах, даже пленный, беспорядочно верещавший что-то до этого, замолчал. – Перед нами ребенок, русский ребенок. По каким-то совершенно невероятным причинам сейчас этот его организм стареет. С невероятной скоростью…

Лаборатория была самой обычной. Но для непосвященного военного взгляда все эти пробирки, реторты, шкафы и аппаратура казались таинственными. Прогуливаясь по помещению, штурмгауптфюрер СС Иоахим Грубер в который раз подумал, что присутствует при исторических деяниях, а то, какими буквами, золотыми или черными, будут записаны их имена в учебники, будет зависеть исключительно от того, кто будет писать эти учебники. Если победит Германия, то все, что делается здесь, будет оправдано, в этом концлагере, Грубер вспомнил «Яму» и содрогнулся. Ну а если проиграют… Об этом было лучше не думать. Во всяком случае, лично его руки были по локоть в крови, и ждать пощады от врага не приходилось.

– Иоахим, идите скорее сюда! – послышался из-за перегородки возбужденный крик профессора Габриеля Лортца. Грубер быстро прошел к двери, которая въезжала на полозьях в стену, заподлицо. Он впервые направлялся в это помещение. Грубер вошел и обомлел. Глазам его открылся обширный зал, заставленный стеклянными вольерами. В них сидели совершенно непонятные, невообразимые существа. Иоахим даже присел на корточки, чтобы рассмотреть одно из них – скрюченную в позе эмбриона на полу стеклянной клетки розовую тварь. Но тут вновь послышался голос профессора, на этот раз куда более раздраженный:

– Что вы там возитесь, герр офицер?! – требовательный голос ученого погнал Грубера дальше, а невидимый Лортц окрикнул его еще раз. – Идите сюда, тут, за вольерами, лестница. Спускайтесь сюда, не бойтесь…

Фыркнув, Грубер решительно шагнул вперед. Фраза профессора «не бойтесь» почти вывела его из себя, но через мгновение штурмгауптфюрер опомнился. Лицо его озарила улыбка, профессор Лортц стал ему понятен.

Винтообразная лестница оказалась в углу просторного помещения за рядами длинных дощатых ящиков, выкрашенных в зеленый цвет. Лестница была тускло освещена лампами электрического накаливания. Штурмгауптфюрер решительно ступил вниз, соскользнул по шаткой лестнице и чуть не сбил спешившего ему навстречу профессора с ног. Оба отшатнулись друг от друга в испуге.

Напряжение разрядил профессор своим смехом. Спустя мгновение расхохотался и Грубер.

– Я кричу, кричу, – доброжелательно-брюзгливо проговорил Лортц, – а вы шляетесь неизвестно где, молодой человек. Ладно, пойдемте. У нас много дел.

– А что случилось, герр Лортц? – осторожно спросил Иоахим, аккуратно следуя за профессором по узкому наклонному проходу куда-то вниз. Судя по его ощущениям, они спустились под землю уже на два десятка метров и сейчас продолжали углубляться все дальше. Проход казался бесконечным.

– Мы с вами работаем вместе, Грубер, – заговорил профессор спустя какое-то время, когда они прошли еще несколько десятков метров. – Я хочу, чтобы вы поняли всю важность нашего дела, чтобы вы поняли, почему мы сидим здесь, в этих варварских русских лесах.