Виктор Точинов - Непостижимая концепция (антология)

Никакие навигационные приборы, разумеется, здесь не работали. Даже элементарный магнитный компас – прибор, презираемый Косом и захваченный исключительно по указанию профессора, – не желал признавать, что на свете имеется магнитный полюс.

Прапрадедовские методы ориентировки – по солнцу и звездам – тоже помочь не могли. Ввиду полного отсутствия указанных светил. Непонятный источник света, непонятным образом зависший в центре сферы, Кос игнорировал. То, что недоступно изучению и пониманию, считай, для науки не существует. К тому же все равно болтается на одном и том же месте, какая уж тут ориентировка… Светит, и ладно.

Ну и вовсе уж глупо вспоминать о мхе на северных сторонах деревьев, о расположении муравейников и прочей ахинее из «Справочника юного сурка». Кос и в детстве-то этой ерундой не увлекался.

И тем не менее, заблудиться он не боялся. У Коса имелась путеводная нить, в самом буквальном смысле. Как была у той дурочки в лабиринте, как там ее?.. Кос запамятовал имя, а может, и не знал никогда, имена и факты из гуманитарных наук он всегда считал ненужным балластом для мозга, – гораздо полезней выучить наизусть числовые значения нескольких лишних физических констант.

В общем, нить имелась – сверхтонкий и сверхпрочный провод, тянущийся прямиком к капсуле. Была надежда, что при отказе радиосвязи проводная будет продолжать действовать. Надежда не оправдалась, но Кос по приказу профессора продолжал изображать паука, выпускающего паутинку. Не зря, как выяснилось.

Кос достал из рюкзака бобину, переключил реверс, взвел пружину, выбирающую слабину провода. Взводил с нехорошим предчувствием: а ну как модуль упругости Юнга тоже приказал долго жить? И пружина потеряла свои свойства?

Пружина работала как полагается. Хоть какое-то утешение.

Уже убрав бобину, он хлопнул себя по лбу, достал снова. Посмотрел на счетчик – простейший, механический – фиксирующий длину размотанного провода.

Цифра озадачила. Одна тысяча четыреста сорок два метра. И восемь десятых, для поклонников скрупулезной точности.

Если судить по ощущениям, до реки они шагали несколько часов. Шагомер показал чуть больше семи километров – часа полтора ходьбы, самое большее. Счетчик уменьшил цифру еще в несколько раз.

И ощущения, и шагомер могли врать. А вот счетчик врал совершенно точно. С такого расстояния Кос попросту видел бы капсулу, пусть не в деталях и подробностях, но ее яркий металлический блеск уж разглядел бы… Но он не видел.

А обнулял ли он счетчик перед началом пути? Может быть, в окошечках уже были какие-то цифры, достаточно большие, и позже счетчик обнулился сам, показав максимальную вместимость бобины?

Раньше и с прежним Косом такой вопрос не возник бы. Для прежнего Коса подобная небрежность в работе с прибором, пусть с самым примитивным, исключалась по определению.

Он попытался вспомнить и не смог. Не только и не просто момент со счетчиком – в ходе событий обнаружился непонятный провал… Спуск на капсуле – а затем они шагают по бесплодной каменистой равнине, подходят к реке… Самое начало пути не то чтобы напрочь позабылось, но помнил Кос о нем как-то странно. Словно слышал чей-то рассказ… нет, даже скорей видел фильм, видел со стороны… А эпизод с бобиной и счетчиком неведомый монтажер счел малозначительным и в итоговую версию не включил.

Избирательная амнезия не удивила Коса. Мозг тоже прибор. Как выяснилось, весьма надежный в сравнении с рукотворными. Но и его запас устойчивости все же не бесконечен.

Он прекратил заниматься самокопанием и двинулся вдоль натянувшегося проводка-паутинки, держа бобину в руках и поглядывая на счетчик. Считал шаги. Время от времени бросал взгляды вперед, рассчитывая увидеть блеск капсулы.

Как глупо… Мог бы уже понять, что любые расчеты здесь – дело бессмысленное.

Три тысячи восемьсот два шага. По счетчику бобины – сто двадцать девять метров. Что показывал шагомер, Кос не стал проверять, шокированный неожиданным событием – провод закончился!

Натяжение ослабело, паутинка стала сматываться быстрее, чем шагал Кос, – и закончилась. Не штатным разъемом закончилась, разумеется, – оборванным концом.

Хотя оборвать провод не смогли бы и они впятером, появись вдруг такая дурная идея. Да и перерезать сверхпрочные армирующие нити без специального инструмента невозможно.

Он прошел вперед, внимательно поглядывая по сторонам. Ничего. Сделал несколько кругов с расширяющимся радиусом, уверенный, что сейчас непременно увидит провод. Опять ничего.

Провод перекусила мышка. С алмазными зубками. Нет, скорее хомячок. Но тоже с алмазными. Хомячки запасливые… Вот и этот смотал остаток провода и уволок в норку. Зимой пригодится.

Реки не видно. Капсулы не видно. Бесплодная каменная равнина без каких-либо ориентиров. Куда идти, непонятно – первоначальное направление Кос потерял после своих кружений.

Он опустился на камень. Долго сидел, ни о чем не думая.

Затем достал тетрадь профессора, сорвал упаковку, наплевав на запрет. Что уж теперь… Приборы превратились в бесполезный хлам – отчего бы не поглядеть интереса ради, что думает на сей счет чистая наука?

Наука в лице профессора Бальди думала о проблемах лаборанта Косталиковски весьма издевательски. Выяснилось это на первой же странице, из первой же записи. Очевидно, сделана она была еще наверху, незадолго до спуска – почерк аккуратный, строчки ровные, никакого сравнения с последующими страницами, исчерканными небрежно и неразборчиво.

Вот какую ценную мысль изложил на первой странице профессор:

Эксперимент – крайне сомнительный метод подтверждения теории. Колумб плыл в Индию, исходя из теории о шарообразности Земли. Александр Македонский добирался туда же, уверенный в истинности гипотезы о плоском мире, омываемом со всех сторон Океаном. Александр в Индию попал, Колумб же очутился на другом краю глобуса. Исходивший из ложной теории эксперимент увенчался успехом, из правильной – провалился. Недаром сказано: если факты противоречат теории, тем хуже для фактов.

Сам профессор сочинил этот пассаж или процитировал кого-то, Кос не знал. Даже задумываться не пожелал. Бред какой-то… Силлогизм, красивый и бессмысленный, или алогизм, или что-то третье, – Кос был слаб в терминах такого рода.

Но, по крайней мере, рассуждение доступно и внятно изложено, в отличие от содержимого следующих страниц.

Там царил хаос. Записи явно делались для себя, любой криптограф тут свихнулся бы. Непонятные сокращения, начатые и не законченные формулы, особые закорючки, явно что-то обозначающие, но вот что именно – поди пойми… Какие-то слова или формулы густо зачеркнуты…