Александр Южный - Удар

Тайгер успел увидеть это прежде, чем сам провалился в бездну сна.

– Запомни! Ты только что из клиники. Доктор прописал тебе полный покой. В течение недели ты не можешь заниматься делами. За это время я постараюсь втолковать тебе, что здесь почем и кто есть кто. А пока молчи, говорить буду я.

Они въехали в распахнутые ворота виллы Баха. Ицу вышел из машины первым и распахнул дверцу, выпуская Тайгера. К ним тут же подошел высокий поджарый тип, но Ицу оттеснил его в сторону:

– Шеф только что из клиники, Вильямс. Он нуждается в недельном отдыхе. Передай мистеру Лусу, что шеф не будет никого принимать.

– Кто такой Лус? – спросил Тайгер, когда они поднялись в кабинет Баха.

– Секретарь Баха. Очень башковитый парень. Он в курсе всех дел корпорации и вполне может принимать самостоятельные решения. Так что пусть поработает за тебя, – ухмыльнулся Ицу, – пока мы будем забирать с острова парней. Много там охраны?

– Достаточно!

– Придется стрелять, – флегматично произнес Ицу и усмехнулся. – Похоже, эра гуманизма еще не наступила.

– Если она и придет в мир, то из человека, а не из Конгресса, – заметил Тайгер и замолчал.

Он вдруг осознал, что освобождение мастеров с острова, это только начало большой игры, в которой будут задействованы много людей и много денег.

– Мир держится на простых вещах, но они давно никого не интересуют, – произнес Ицу. – Человек отделил себя от них. Он суетится от рождения до смерти и называет это жизнью. На самом деле это всего лишь игра, иллюзия. И раз мы невольно вовлечены в нее, будем в этой игре ферзями, не пешками. Кстати, я приготовил тебе сюрприз, – Ицу кивнул на дверь.

Тайгер обернулся и увидел вошедшую Джеки.

– Не бойся, – произнес Ицу, видя замешательство Тайгера, и подтолкнул его. – Это настоящая Джеки Менели. Да! – Ицу задумчиво посмотрел на Джеки. – Красивая женщина и твои чувства к ней – это уже не игра. Это серьезно. Это божественная пустота, принявшая образ.

Море было спокойным, и катер без особых усилий делал сорок узлов, бешено рубя винтами воду, начинающую уже чернеть в вечерних сумерках.

Тайгер посмотрел на часы. До острова оставалось минут пятьдесят хода. Когда они к нему подойдут, будет совсем темно, и это поможет сделать то, что они задумали, без единого выстрела. Охраны на острове достаточно, но она беспечна и недисциплинированна. Никто не ожидает вторжения. Им такое и в голову не приходит. Главное – ликвидировать связь, чтобы на материк не ушло сообщение о нападении. Операция продлится не больше часа, после чего у острова всплывет подводная лодка. Людей погрузят на нее, и она снова уйдет под воду, чтобы вынырнуть за много тысяч миль отсюда. А когда она вынырнет, они попробуют сыграть в суперигру.

Тайгер перевел взгляд на полубак, где в расслабленных позах сидели двадцать человек из штата Баха.

– Не подведут! – заметив взгляд Тайгера, произнес Ицу. – У Баха все первоклассное: самолеты, машины, люди.

– Как-то не очень сочетается: «первоклассные люди», – заметил Тайгер.

– Фраза в стиле Баха. Его принцип различия людей ничем не отличался от принципа, по которому он различал, например, механизмы, машины. Он и сам был, скорей, машиной, нежели человеком, а потому в этой истории с твоим телом его трудно назвать подлецом. Разве можно машину обвинить в подлости?

Тайгер пожал плечами, затем произнес:

– Ицу, в последнее время ты стал много философствовать.

Ицу усмехнулся:

– Это наследственное. Мой отец преподавал философию в университете, и, разумеется, старик хотел, чтобы я пошел по его стопам. Некоторое время я усердно изучал это дело, почти так же усердно, как и боевое искусство, пока до меня не дошло: философия – всего лишь способ оправдать свое, порой жалкое, существование с помощью свободно витающей мысли. Философские концепции порой любопытны, но их слишком много. Какая-то из них может подойти одному человеку или даже группе. Но зачем их навязывать целому обществу? Навязанное склонно принимать уродливые формы. Истина гласит, что нет всеобщей любви, есть лишь стремление к идеалу. Я всегда инстинктивно противился концепции всеобщей любви. Теперь, когда она стала идеологией, у меня есть подозрение: кому-то надо, чтобы люди стали смиренными идиотами.

– И что? – спросил Тайгер.

– Что? – Ицу отвел глаза от горизонта и посмотрел на Тайгера. – Что делает общество, когда ты пытаешься жить против навязанных им правил? Сначала оно начинает легонько шлепать ладошками по твоим щекам, а потом тебя просто начинают бить. Вот тут-то и приходится выбирать подходящую философию. Либо философию пешки, либо философию груши для битья. Выбираешь первую – тобой манипулируют. Выбираешь вторую – тебя бьют. Но есть третий вариант, когда бьешь ты.

– И как выглядит такая философия? – спросил Тайгер.

– Просто! – усмехнулся Ицу. – На удар я отвечаю ударом, утверждая себя в этом мире! В ударе я познаю и оцениваю себя, и меня оценивают другие. Но, – Ицу вдруг хитро улыбнулся. – Я никогда не забываю, что это игра. Только тогда я могу выиграть.

Ночь выдалась на редкость темной. Вода слегка фосфоресцировала, слабо плескаясь в темноте о борт катера, который стоял в миле от берега.

Тайгер посмотрел на часы и негромко произнес:

– Спускайте!

С борта сбросили небольшую надувную лодку. Она тут же слилась с темнотой, став почти невидимой.

– Ну и ночка сегодня, хоть глаз коли! – произнес Ицу.

Тайгер вскинул глаза на небо. Ни луны, ни звезд. Казалось, небо и вода слились в один огромный кусок теплой, влажной массы, и катер находился в самой середине этого месива.

Тайгер спустился в лодку. Ицу последовал за ним. Они не стали вставлять весла в уключины, а вместо этого взяли их в руки и принялись грести. Берег они увидели, лишь когда вплотную приблизились к нему. В темноте он казался сплошным темным монолитом, который отличался от неба лишь большей чернотой, чем вода.

Пока Ицу спрятал лодку в прибрежных кустах, Тайгер достал компас с подсветкой и, сориентировавшись по нему, выбрал нужное направление. Они двинулись вверх по склону. Минут через двадцать впереди слабо замерцали тусклые огни резервации.

– Дальше я пойду один. Жди меня здесь, – произнес Тайгер. – Я постараюсь быстро управиться. Через десять минут после моего сигнала ты должен быть у стены. Я надеюсь, что все пройдет гладко, и мы управимся за ночь.

Тайгер двинулся к резервации, временами останавливаясь и всматриваясь в ее тусклые, безрадостные огни, которые, по мере приближения к ним, не становились ярче. Так же безрадостно они горели и в ту ночь, когда он сбежал отсюда.

Прежде чем он достиг забора своей бывшей тюрьмы, ему пришлось спуститься со склона горы, а потом подняться на небольшой холм, где начинался забор. Дыра, которую он когда-то в нем проделал, исчезла. Тайгер усмехнулся и, держась вплотную к забору, направился к тому месту, где стояла вышка алжирца Тулиба.