Андрей Орлов - Сибирь 2028. Армагеддон

Я плохо помнил, как бился о ржавые батареи, заполз под опору эскалатора, имевшую запас прочности. Вокруг меня разверзалась преисподняя, царил грохот, гул, прикатилась стальная болванка, ударила по черепу, и я лишился чувств…

Впрочем, вскоре я очнулся – не помню, где и когда, а главное, зачем. Голова гудела, я лежал на спине, и кабы не рюкзак с барахлом, меня бы расплющило внушительной балкой. Я выпутался из защемления, вытянул рюкзак, нащупал автомат – надо же, все мое осталось при мне. Было темно, огонь потух. В мой маленький мирок проникал удушливый запах гари. Я ощупал себя. Подивился, что цел. В мирке и за его пределами царила тишина. Возможно, так казалось из-за звона в ушах? Я куда-то полз по цементному крошеву, стараясь не касаться плохо закрепленных предметов, и вскоре почувствовал вокруг себя разомкнутое пространство. Я выкопал фонарь из рюкзака – слава силам, что меня хранили, он еще не умер – осветил окрестности. Я находился в замкнутом пространстве – пристройку под ТЦ неплохо сжало. Вокруг – разбитые стены, бетон, обломки металлических конструкций, вывернутый фрагмент эскалатора. Я был не в западне – в окружающей меня неразберихе имелись проходы и пролазы. Это успокаивало. Огненная чехарда по-прежнему плясала перед глазами. Судя по ее интенсивности и прочим разрушительным факторам, из экспедиции никто не выжил. И то, что я живой, – удовольствие сомнительное. Как ни крути, а в Зону Безопасности уже не вернуться. Но разве я не этого хотел?

Оценив значение катастрофы, я сделал попытку подняться, но переоценил свои силы. Ноги подкосились, я свалился на спину, отключился…

А проснулся оттого, что мою физиономию кто-то тщательно вылизывал!

Возможно, это был лишь кусочек сна, но до того реальный, что я в страхе очнулся. Меня действительно вылизывали! Видимо, чистили физиономию перед тем, как ее разгрызть! Час от часу не легче! Я начал дергаться, куда-то покатился, выхватывая нож из чехла, приготовился отражать нападение. Но стояла тишина, я не чувствовал, что на меня набрасываются. Видимо, проспал я долго – в природе начиналось то, что в наше время называют днем. Проступали очертания сгрудившихся вокруг меня обломков, из прорех между ними сочился мерклый свет. Улица была неподалеку, и я имел бледные шансы туда попасть. Не выпуская нож, я потянулся к рюкзаку, но передумал, взял фонарь, отметив, что и автомат лежит неподалеку. Я включил свет, одновременно шатнувшись в сторону. Судорожно водил пучком света по предметам «интерьера». Неужели приснилось? Нет, не могло, заворочалось что-то в углу, привстало, издало звук, похожий на скуление собаки. На меня смотрела пара грустных глаз…

Инстинкты с рефлексами работали, как часы! Я метнулся на четвероногого монстра, чтобы изрубить его в капусту… но вновь переоценил свои возможности – упал, запнувшись, больно треснулся виском. Сознание отлетало, я сдался. А когда очнулся в третий раз, обнаружил себя не в желудке у монстра, а на том же полу. Рядом со мной кто-то лежал, прижавшись к отбитому боку. Тушка прерывисто вздымалась – существо дышало без стонов и хрипов. Почувствовав, что я очнулся, на всякий случай отодвинулось, лизнуло в щеку.

– Ну, ладно, ладно, – проворчал я. – Дай хоть посмотреть, что ты такое…

Отыскав фонарик (а также нож), я наконец-то рассмотрел нарушителя моего спокойствия. Рядом со мной лежала грязная собака! Не мутант, не какой-нибудь монстр, способный перекусить глотку, как пассатижи – проволоку, а самая обыкновенная, практически домашняя собака. Но не маленькая. Она приподнялась, уселась на задние лапы, дружелюбно завиляла слипшимся хвостом. У собаки были огромные, какие-то неземные глаза. Они смотрели с не собачьей грустью. В принципе, это был голден – золотистый ретривер, но до того уделанный и запущенный, что смотреть на него без смеха сквозь слезы было невозможно. Был ретривер – стал лабрадор… Я не мог отделаться от изумления, постоял в нерешительности, подошел. Пес поднялся с задних лап, но ничего угрожающего не предпринял. Это был пацан, причем молодой. Уже оформившийся, с головой на плечах, но, в сущности, еще щенок, не познавший в полной мере тяготы современного бытия. Посмотрев по сторонам, я прицепил фонарь задней частью к свисающему с потолка огрызку проволоки, и получилась слабенькая лампочка в двадцать ватт. Я сел на колено. Пес склонил голову – получилось забавно.

– Ты кто? – спросил я.

Он не ответил, тряхнул шерстью.

– Ты в курсе, что ты воняешь? – поморщился я. – Впрочем, что с тебя взять… Ты откуда взялся, дружище?

Он снова не ответил, подошел поближе, едва не ткнувшись в меня мордой. Я рискнул – поднял руку и погладил пса по загривку. Это было то же самое, что гладить грязную швабру. Он на всякий случай втянул голову в плечи, но огрызаться и убегать не стал.

– И что с тобой делать, приятель? Может, съесть?

Такое ощущение, что пес пожал плечами. Мол, воля твоя, хозяин. Я провел ему по шерсти, погладил под брюхом. Отощала божья тварь. Но впечатления доходяги не производила. Ноги были сильные, что и не удивительно – всю короткую жизнь приходилось бегать от опасностей большего города.

– Не больно-то ты разговорчив, – констатировал я, отодвигаясь от него подальше. – Быть тебе Молчуном. Ты Молчун, понял? – выстрелил я в него пальцем. Пес присел на задние лапы, открыл пасть, словно собрался залаять… и передумал: – Впрочем, что я говорю? – смутился я. – Не будет тебе клички, приятель. В противном случае, мне придется взять тебя с собой, а это противоречит моему принципу работы в одиночку. Не нужен ты здесь, понял? Разве что в качестве самоходного провианта…

Пес еще энергичнее завилял хвостом. А когда я забрался в рюкзак, он сделал то же самое, потом издал просящий жалобный звук, облизнулся и уставился на меня с такой преданностью, что стало неловко.

– И не думай даже, – проворчал я. – Не разжалобишь.

Пришлось разделить с ним банку тушенки. Я вскрыл ее ножом, съел половину, и пока я это делал, пес сидел рядом, с отчаянием смотрел, как убывает содержимое, но не вмешивался. В принципе, мне это понравилось. Он с жадностью набросился на еду, ел так, что за ушами трещало, вылизал банку до блеска и уставился на меня так, словно ничего не ел.

– Знаешь, это грабеж, – возмутился я, доставая из рюкзака вторую банку. – Не хочешь ли ты сказать, что тебе это приснилось? Ладно, жри, голодающий Поволжья, но учти, это уже не тушенка, а перловка. Много чести для некоторых, знаешь ли…

Он ел с таким аппетитом, что мне опять захотелось. Вздохнув, я извлек третью банку, оказавшейся килькой в томате 2011 года выпуска, и с чувством глубокого сожаления удалил с нее крышку. Пес насторожился, вытянул шею и сунул нос в банку.