Андрей Орлов - Сибирь 2028. Армагеддон

Кузьма уже был в ясной памяти и здравом уме. Мог и сам позаботиться о добыче хлеба насущного. Он часто просачивался с охраняемой территории, шатался по городу, наматывал на ус. Пацан соображал не по годам, имел критический склад ума и органично сочетал склонность к авантюрам с осмотрительностью. Бывший фокусник научил его паре трюков. Бывший акробат и экстремал – натаскал по основам паркура и прочим ловкостям в условиях руин. Он постоянно из своих «командировок» приносил что-нибудь вкусненькое матери, которая болела и уже с трудом справлялась со своими обязанностями ублажать Бармалея. Как-то ночью, возвращаясь с «работы» с набитым «Кириешками» мешком, он чуть не попал под раздачу. Банда Сильвиуса – сумасшедшего маргинала, держащего автовокзал и прилегающую к нему территорию – напала на гостиницу «Обь»! Работали не с кондачка, среди защитников имелась пятая колонна. Бандиты на джипах и броневиках прорвали заслоны, с улюлюканьем растекались по территории, бросали в окна горящие факелы. Уничтожали всех, кто оказывал сопротивление. Бармалея поймали сетью, изрубили на куски. Вешали в дверных проемах его приближенных. Обливаясь слезами, Кузьма с холма смотрел, как тащат по двору за волосы его мать. Она сопротивлялась, что-то хрипела. Здоровенный бугай со шрамом поперек рожи выстрелил ей в лицо. Интереса в плане секса, в связи с болезнью, женщина уже не представляла… Кузьма потом ревел благим матом на пепелище, отволок бездыханное тело в какую-то канаву, похоронил. Это было полгода назад. С тех пор он Сильвиуса как-то невзлюбил, вел беспризорную жизнь, применяя навыки выживания. Пару раз примыкал к каким-то группам людей. От одних пришлось бежать, когда они прямо на глазах стали превращаться в зараженных. Другие изгнали его за воровство. В принципе, он мог еще побегать по городу в одиночку, но что-то усталость накопилась в последнее время…

– Сильвиус так и держит автовокзал? – полюбопытствовал я.

– Он везде теперь, – шмыгнув носом, поведал Кузьма. – Даже там, где мы сейчас сидим… Весь этот район, влево, вправо, туда, сюда. – Он завертел головой, и я за ним. В дымке обозначились руины гостиницы «Обь», переименованной в годы капитализма в пафосную «Ривер Парк». С обратной стороны Октябрьская пристань, автовокзал на Южной площади, вглубь – «гладильная доска» улицы Восход, упирающаяся в публичную библиотеку. В какую сторону ни пойдешь, везде тебе каюк…

– Я тут погулял недавно, – смахнул очередную соплю с носа Кузьма. – Ну, ненавижу я Сильвиуса и его придурков, фашиков недорезанных… Сначала я с крыши камень скатил на ту бугаину, что мою мамку убила… Он так хорошо подставился, а камешек был весом с меня…

– Ну, и как он себя после этого чувствовал? – живо поинтересовалась Ольга.

– Да сам-то нормально, – отмахнулся Кузьма. – Башка, правда, вдребезги.

Я украдкой покачал головой. О, времена, о, нравы. Бессмысленно объяснять, что воровать и убивать нехорошо – даже в плане благородной мести. Впрочем, как вести себя в подобной ситуации? – невольно задумался я. – Ждать, пока Бог накажет?

– Засветился я, – сокрушенно вздохнул Кузьма. – Рассмотрели они мою вывеску. Орали, гнались, но я утек. А потом вообще весело было. – Чумазая мордашка расцвела от приятных воспоминаний. – Они у «Ауры» кого-то бомбили, в фургон коробки со жратвой затолкали и повезли к себе в логово – они в бывшем «Мегасе» обретаются. А на подходе чем-то там дорогу засыпало, они попрыгали – и давай расчищать. А я горящую паклю в бензобак – и ходу. Мама моя, как рвануло…

– И снова тебя засекли за совершением противоправной партизанской деятельности, – догадался я.

– Мужик, я ни хрена не понял, что ты сказал, – удивился Кузьма. – Но если ты про палево, то да, меня опять спалили. А как не спалить, если я у них между ног пробежал? Теперь если попадусь Сильвиусу, он страшно обрадуется и будет отрезать от меня в день по кусочку.

– Да уж, теперь ты особо разыскиваемая персона, – задумчиво пробормотал я. – И что нам с тобой делать?

– Слушай, дяденька, возьмите меня с собой. – Кузьма выдавил из себя слезу и взял тональность профессионального нищего. – Честное-пречестное, я не буду воровать и делать вам гадости. Я вам пригожусь – ну, пра-авда…

Я с ужасом смотрел на это чертово войско. Чертова баба, чертов шкет, чертова псина… Лебедь, рак и щука, блин. Три танкиста и собака. Не выйдет! Только через мой труп! И никакой жалости к этому так называемому ребенку!

Я был решительно против того, чтобы взять его с собой! И Ольга была против, и даже Молчун. Но он тащился за нами, разрывая наши каменные сердца, гундел, канючил, приводил какие-то фантастические доводы, почему он должен быть с нами, а не где-то еще. Возникало угрюмое предчувствие, что нам от этого шалопая не отделаться. Но мы же не начальная школа и не исправительное учреждение для малолетних преступников!

– Слушай, ты знаешь, как пользовать эту публику? – вопрошал я у Ольги. – Ты же у нас педагог дополнительного образования, блин.

– Да, я педагог дополнительного образования, блин, – саркастично отзывалась Ольга, – а не офицер из детской комнаты милиции, как твоя мифическая любовь до гроба, к которой ты сейчас направляешься. Вот у нее и спроси, как пользовать эту публику, а от меня-то ты что хочешь? Ко мне ходили крохотные детки от двух до шести – да, не спорю, среди них были будущие Чикатило и Брейвики, но обезвреживать их в мою компетенцию не входило…

Эти люди и животные буквально издевались надо мной! Молчун как-то с юмором похмыкивал и служил посыльным между нами и плетущимся на задворках Кузьмой. Я логично рассудил, что обойти территорию Сильвиуса лучше там, где нет постов и ничего такого, что в темное время может заинтересовать банду. То есть по набережной – в сторону Октябрьской пристани и памятника Александру III, который давно уже не памятник и даже не груда цветмета. Здесь не было ни магазинов, ни жилых домов. Кузьма ворчал, что есть пути и получше, но я его не слушал. Мы медленно двигались краем бетонного парапета, вглядываясь в темноту и прислушиваясь. Бетонная набережная напоминала развалины древней крепости, в которой кое-что уцелело от крепостной стены. Раньше здесь было красивое место отдыха: газоны, клумбы, фонарики с лавочками. Теперь по бетонным надолбам гуляли сквозняки и вздымались клубы пыли. Скрипели и раскачивались от ветра «падающие» столбы. Пыльные облака нас неплохо маскировали, но в них мы могли проглядеть что-то опасное. Не менее получаса ушло на преодоление набережной, финальную часть которой венчала жутковатая композиция – завалившийся набок пролет железнодорожного моста. Он был не настоящий – памятник. Вернее, пролет был настоящий, но возведенный много лет назад отнюдь не для того, чтобы поезда с разбега прыгали в реку. Один из символов некогда мощной и богатой Западно-Сибирской железной дороги. То, что осталось от настоящей «железки», располагалось выше на холме и обрывалось у истоков Красного проспекта, где обрастали тленом развалины виадука. Покорение этой возвышенности было сродни сизифову труду.