Вадим Денисов - Генетический шторм

Были дагестанцы, однако обобщающее «Дагестан» к своим парням в роте применялось редко. Я конкретно знал, кто есть кто: это кумык, это аварец, а вот табасаранец, акушинец, цумандинец… – и на многих языках до сих пор помню, как попросить закурить. Их всегда интересовала конкретная принадлежность того или иного новобранца к народности или к определенному сельскому обществу: «С какого селения?», «Ты откуда?». Сейчас удивительно это слышать, но из опыта своего и рассказов людей, послуживших гораздо ранее, знаю, что Кавказ беспределу поддавался со скрипом, контра набирала силу постепенно. Простые сельские парни поначалу просто не понимали, за каким лешим им наскакивать на русских… Сейчас-то я жизнью подбит, как надо, и хорошо вижу, что это была нормальная работа, задание, прицельная стрельба. В тему вражды были вброшены деньги, огромные деньги, и они, в конце концов, свое отыграли. Надо было натравить, вот и натравливали.

Сибирь – это далеко не Дагестан. Но и не центральная Россия. Огромные расстояния, история освоения, климат, воздействие на характер и менталитет множества лагерей и зон, что прошлых, что нынешних – все это сказывается. И вот думаю: что будет, если какая-нибудь скотобаза из-за речки начнет вбрасывать такие же деньги и с такими же целями к нам? Регулярно вбрасываемые или имеющиеся реально проблемы постепенно сплачивают людей вокруг общности более высокого порядка, уже не генетической, а общности территориальной, экономической – работает инстинктивное желание прирасти числом. И теперь мы имеем устойчивый репутационный бренд «Дагестан» со всеми вытекающими, пока счастливо избегая устойчивого «Сибирь», спаси господи.

Мы были земляками – дрались дружно. В бытность свою курсантом хорошо помню один и тот же сценарий – каждый раз после любого сбора в клубе сержанты выгоняли нас на улицу, где уже стоял супротивник – хорошая такая толпа кавказцев, с которыми наши сержанты успели погавкаться. В морозной тьме уральской ночи ревело: «Кавказ, Кавказ!», и шел мощный пресс, психологический, громкий, напористый, типа «Сдайтесь заранее!».

Сибирь не сдавалась. Метелили противника ремнями до прибытия патрулей.

Но к моменту моего становления сначала капралом, как у нас в подразделении жаргонно называли младших сержантов, а потом и целым сержантом, тема как-то увяла, на роту набегать прекратили – бесперспективно. Это значит, что драться мы стали чуть реже. Чуть – слово здесь ключевое.

И вот теперь о генетике. Не работает она, если нет общих интересов, общины, банды.

Как так не работает? Ну, например, вот так.

Помню, ведем мы с двумя сержантами, среди которых был мой заглавный армейский друг Кисель, роту на обед. Очевидно, что сержантский состав, по закону дедовщины, должен сидеть отдельно, за особым столом. Удивитесь, но в роте это было не в заположняк, сидели со взводами, часто отдавая молодняку свои порции каши и картошки – сыты. И это нормально. И каждая сука, которая мне расскажет, что в армии можно отжимать хавчик у молодых, есть сявка и марамой, подлети ты под правую руку – я тебе и сейчас белки глаз вынесу. «Товарищ сержант, кашки будете?» Сержант, морщась, отрицательно качал головой. Странная у нас была дедовщина, взрослая какая-то.

Вот, сижу я и вижу, как боец моего взвода с хлеборезки несет хлебушек на весь личный состав. Ибо реформа, по которой армейские столовые были переоборудованы по «гражданскому» типу, то есть с индивидуальной раздачей в порядке живой очереди из кухни через барьер на подносы, до нашей части не докатилась.

А через ряд, за соседними столами, сидели какие-то говномесы – не мотострелки, не танкачи, а пес их знает кто, какая-то шваль, обслуга мутная, их потом всех подсократили… За головным столом у них сержантики-переростки – дедушки, один в самом центре – аварец, скорее всего, невысокий, плотный. Что-то поет им соловушкой, а прихлебалы слушают. И я уже понимаю, что сейчас будет. Проходит мой боец мимо них, кавказец встает и забирает у него весь хлеб моего взвода. Боец – полтора месяца отслужил – вскидывает на меня глаза, растерянно хлопает еще гражданскими ресницами и медленно идет к столам.

Сука, всему миру вовремя нужен свой Дикий Запад, когда «просто достань «кольт», и просто убей». Сразу же, не разбираясь. Ну, «кольта» у меня не было. И выхода не было, я встал и пошел. Шесть человек. Здоровые такие, дедовские лбы. Базарить в таком случае не в масть. Ничего вообще говорить не надо. Ну, с кем разговаривать, вот с этим скотом, способным лишить людей еды по беспределу? О чем, о понятиях, о приличиях, о морали, о религии? Нет. Таких крыс надо просто закатывать в асфальт, в стекло, в жидкую расплавленную массу. Чтобы следов не осталось – это брак.

А рота сидит и молчит, питается. Поначалу никто вообще ничего не заметил и не понял, все произошло очень быстро. По пути я остановил бойца, ничего не сказав, но он понял и побрел за мной. Подойдя к столу врага, притихшему в ожидании цирка, я молча взял тарелку с нашим хлебом, передал бойцу и, не глядя в оторопелые глаза скотины, взял стакан с горячим чаем, выплеснул его в лицо черту, после чего и сам стакан вбил ему в лоб. И так мне стало хорошо! Впрочем, это ожидаемо, так всегда и бывает в таких случаях.

У него тоже не было выбора – надо соответствовать, то есть кидаться на меня с ревом, что он и сделал. Я его встретил с ноги – неудачно, а потом с двух рук – куда как лучше. Уже в кровавых соплях враг попробовал боднуть меня башкой, но не достал, а я еще раз вложился.

И вот тут случилось на первый взгляд удивительное.

Вся его крепостная банда подлетела ко мне с двух сторон. Меня услужливо схватили за руки, а гимнастерку рванули так, что пуговицы полетели в разные стороны. Но секундомер бежал, подскочили наши, по бокам с обеих сторон полетело часто, мощно и очень жестко, и вскоре «обслуга» вылетела через двери кухни.

Так вот, все прилипалы были русскими. Русские – дальше некуда. И вся генетика осталась в заднице, они спокойно подбежали месить единогенщика. А среди наших был Омар, табасаранец из Томска, который чудом этому вожаку голову наглушняк не раскроил. Именно кавказца и мочил, словно стараясь что-то сгладить.

Не работает генетика, если нет другой общности.

Никому не получится склеиться моногенетически, забив на весь остальной мир. Всегда нужно нечто большее. Самосознание человека – это лестница, на первой ступени которой стоит идентичность с двором или селом, потом с городком или районом большого города, потом уже с областью или краем. И остановку на конкретной ступеньке заранее в башку не прошьешь, все определится лишь тем, насколько тот или иной кирпичик идентичности будет актуален в данный момент коммуникации.