Сергей Анисимов - За день до послезавтра

Парламентский секретарь шел в нескольких шагах впереди, занятый злым разговором со своей помощницей, но на эти слова обернулся.

— Могли бы задать этот вопрос и мне, если он так вас беспокоит.

— Сейчас — не беспокоит.

— Вот именно. Лично меня тоже беспокоят только сиюминутные проблемы. О которых мы не думали неделю назад. И не думайте, что они отличаются от ваших — я имею в виду вас обоих. У нас теперь у всех общие проблемы.

Невысокий, хрупкого сложения, Бергер выглядел как человек, переживший войну. На его лице наверняка не были написаны все чувства, которые он испытывал, но читаемого хватало, чтобы его можно было записать к себе в союзники. Несмотря на его репутацию в МВД, сложившуюся с момента назначения, и несмотря на его тон сейчас.

У входа в лифт прибывших встретил порученец администрации Федерального канцлера, и на нужный этаж они поднялись все вместе, в полном молчании. В эту минуту Карлу Эберту впервые пришло в голову, что вся эта охрана внизу, даже броневики, — это ерунда. В первые сутки войны с Россией, как бы ее ни называли тысячи политиков, канцлеру лучше было бы находиться в каком-нибудь из защищенных подземных центров управления. В большом количестве построенных и в Западной, и в Восточной Германии в период с 50-х по 80-е годы XX века, с тех пор регулярно модернизируемых и в большинстве вполне готовых к работе и теперь. Вероятно, это тоже был жест — фрау Меркель готова разделить любую судьбу с народом своей страны. Если понадобится — сгореть в атомном огне. Возможно, это впереди. Русские не могут не понимать, что немедленное применение полной мощи их арсеналов оружия массового поражения — ядерного, химического, биологического — их единственный шанс избегнуть судьбы Ливии и Ирака. Есть ли у канцлера и кабинета министров основания полагать, что этого не произойдет, что они не пойдут на это?

Еще один референт, совершенно незнакомый, но обратившийся ко всем по именам. К этому времени они прошли уже в приемную, в «Кабинет заседаний № 2», с собранным из секций громадным овальным столом: комбинации деталей из темного стекла и темного полированного дерева. Посередине стола — флажок Германии, на стенах — поясные портреты бывших канцлеров и великих государственных деятелей, начиная от Бисмарка, Каприви и Гогенлоэ и заканчивая Кизингером и Брандтом.

Сев в расставленные вокруг стола кресла, все обменялись ничего не выражающими взглядами. Часы на стене двигали свои стрелки совершенно бесшумно, кончик самой тонкой, секундной, вздрагивал после каждого шажка. В шестистах километрах к востоку от кабинета умирали немецкие солдаты и офицеры, брошенные в обозванную «миротворческой операцией» войну, рожденную чужими провокациями. В тысячах километрах на восток, северо-восток и юго-восток умирали русские, которые теперь навсегда, окончательно утвердят в своей наследственной памяти стереотип: «немцы — враги». Как сможет Европа существовать после такого? Как им всем не хватило мудрости, — остановить, пусть пожертвовав собой, своей дурацкой карьерой, налаженной жизнью? Не допустить этого!..

Минуты шли. Карл Эберт вынул из кармана неуместного в этом кабинете кителя полицейского офицера сложенный несколько раз листок, положил на стол перед собой. Зигер, Бергнер, Шульц — все трое покосились на него с такими выражениями на лицах, будто он положил на полированное дерево то ли сгусток свернувшейся крови, то ли живую змею.

— Дрянь… — негромко сказал Зигер. — Чертова дрянь. Это немыслимо.

Ему никто не ответил. Вице-канцлер Германии Филипп Рёслер был рожден во Вьетнаме в годы войны с США. Он был приемным сыном в семье немцев. Хороший военный врач, отличный экономист, превосходный политик, просто искренний, умный и хороший человек. Немец. Каждые свои выборы, на каждом этапе свой работы, он выигрывал почти со стопроцентным результатом. Если бы ему суждено было прожить еще 10 лет, он имел бы все шансы баллотироваться на должность федерального канцлера. Но их ему не дали. И за это теперь заплатит германский народ.

Дверь распахнулась, и в кабинет быстрым шагом вошел человек. Сидящий к двери спиной Эберт торопливо встал, уже понимая, что это не Меркель, но еще надеясь, что ничего не изменилось, что это снова кто-то из ее секретарей, и сейчас они узнают, сколько еще осталось ждать. Но это был другой человек — Томас Кофендай, которого Кристиан Шмидт сменил на этой должности парламентского статс-секретаря при министерстве обороны.

— Герр Зигер, герр Бергнер, фрау Шульц… Герр Эберт?..

Карл Эберт утвердительно кивнул — они виделись с парламентарием всего один раз около полутора лет назад, без официальных представлений, но оба запомнили друг друга безошибочно.

— Фрау канцлер довела до меня произошедшее буквально в двух словах. Ее сейчас нет здесь. Поэтому сначала вас спрошу я: это действительно правда?

Руководящий директор полиции думал, что кто-то другой ответит первым, но все молчали. При этом помощница парламентского секретаря посмотрела на него со своей стороны стола, выжидающе, остальные даже не повернулись.

— Да, герр Кофендай. К сожалению.

— Вы настаиваете? Сомнений нет?

Эберт на мгновение прикрыл глаза, потому что ему было трудно вздохнуть.

— Мой офицерский стаж в полиции идет с 1969 года. Мне приходилось и ловить преступников, и оформлять ордеры на арест и обыск, и, наконец, оформлять содержащие материалы расследований дела для передачи в суд. Много лет, много сотен раз. Я обязательно проверю все материалы по этому вопросу самостоятельно, как только у меня будет такая возможность. Пока ее не было. Но пока у меня также нет и ни малейших причин подвергать сомнению те сведения, что удалось получить. Вероятность того, что к убийству вице-канцлера Рёслера имели отношение спецслужбы США, крайне высока. Если фрау Меркель необходимо узнать все детали немедленно, у меня с собой все наличные материалы, а у ограды резиденции ждут двое моих офицеров, способные дополнить мои слова, — среди них начальник экстренной полиции Берлина. Когда мы можем ожидать встречи с канцлером? После доклада я тут же отправлюсь в Дирекцию и к вечеру представлю окончательное заключение для канцлера и Бундестага. Чем скорее, тем лучше. Война должна быть остановлена как можно быстрее — я думаю, что мы все здесь это понимаем.

Возникла пауза — непонятно длинная.

— А вы разве не знаете? — спросил бывший парламентский секретарь. — Фрау канцлер как раз в эти минуты зачитывает телевизионное обращение к народу Германии. Насколько я успел услышать — с призывом сплотиться в единый строй и ответить на новое преступление слитным и могучим ударом. Дальние бомбардировщики русских ВВС нанесли массированный ракетный удар по нашим военно-воздушным базам, непосредственно перед началом перебазирования истребителей-бомбардировщиков и истребителей всех трех авиадивизий на передовые базы в восточной Польше и Прибалтике. Гайленкирхен, Шеневальде, Раммштайн-Ландштуль, Шпангдалем, Лехфельд. Четверть авиатехники Люфтваффе сожжена на земле одним русским ударом; предполагается, что число жертв составляет многие сотни человек. Войну не остановить. Уже поздно.