Анатолий Матвиенко - Танки генерала Брусилова

Разогнав драгунский полк, танкисты начали примериваться к австрийской бронетехнике. Видя их неуклюжие маневры, Бетлинг предположил, что имперский командир не дал наставлений, что делать при встрече с русскими коллегами и их прорыве в тыл. Три или четыре танка продолжили путь к деревне, игнорируя или не замечая опасность сзади, остальные принялись разворачиваться. Двое столкнулись. Чтобы открыть сектор обстрела другим башнерам, подполковник велел проскочить до самого дальнего австрийца, начав с ним убийственную игру. Выстрел, механик резко дергает машину вперед, сбивая врагу прицел и выскакивая из крайне малого сектора наводки безбашенного орудия. Короткая остановка, снова выстрел и опять вперед.

Через полминуты комбат уже знал, что снаряд 37-миллиметровой пушки не берет лобовой лист врага, а австрийцам очень трудно попасть в кружащийся русский танк. Бетлинг, истратив пять снарядов, разбил, наконец, трак, и гусеница, причудливо извиваясь, выехала вперед.

Башня подранка палила непрерывно, осыпая русский танк пулями, как горохом, и не причиняя вреда. Водитель объехал неподвижного австрийца, где остановил машину против левого борта не далее полсотни саженей.

С такого удаления промазать немыслимо. Первым снарядом подполковник упокоил пулеметчика, чтобы не действовал на нервы. Потом дважды выстрелил в борт.

На серо-зеленой боковой броне дырки от попаданий видны невооруженным взглядом, никаких других изменений Бетлинг не разглядел. Непонятно, взорвались ли фугасы внутри, ранив экипаж. Он дослал в казенник следующий снаряд и старательно всадил его в заднюю часть корпуса, логически рассчитывая, что там двигатель и топливные баки.

На этот раз результат не заставил себя ждать: над кормой австрийца показался дым, а на крыше распахнулся люк. Явно команде стало неуютно под броней. Бетлинг потянулся к «максиму», доворачивая башню, чтобы встретить вылезающих танкистов достойно. При этом совершил заурядную ошибку, быть может, простительную новичку, но непозволительную опытному ветерану, тем более командиру батальона, который должен держать поле боя под надзором.

Подкравшийся сбоку и сзади танк, незамеченный ни подполковником, ни его водителем, вогнал снаряд около ленивца, пробив тонкий бортовой лист. Оглушенный грохотом и сильно ударившись головой, Бетлинг свалился вниз, чуть не заорав от пронзительной боли в раздробленной осколком ноге, которой приложился о ящик со снарядами.

Из двигательного отсека полыхнуло огнем, а в башню ударил следующий снаряд, засыпав сверху дождем из раскаленного металла. Собрав волю в кулак, танкист на руках подтянулся к пробоине и вцепился в запор люка, повернул его… Люк не открылся, перекошенный попаданием.

Ноги охватил огонь. На грани болевого шока Бетлинг нырнул в пламя, пытаясь перебраться на место водителя и выскочить в передний люк. Там, в горящем комбинезоне, он перевалился через лобовой лист. Через секунду сдетонировал ящик с пушечными выстрелами, подполковника выбросило вперед рядом с телом механика, которого настигла австрийская пулеметная очередь.

В лицо ударила вспаханная земля, а ее неожиданно свежий и такой русский аромат на миг перебил солярный гар и пороховую кислятину. Потом видение крестьянской борозды подернулось туманом. Вспомнились лица дочери, сына и почему-то жены… Может, права она была, разойдясь с ним до Сербии? На Виктора Эдуардовича опустилась ночь без запахов и звуков, коей нет конца.

Когда стихла танковая перестрелка, сербские уланы пронеслись через поле боя, настигая не успевших удрать драгун. Командир первой роты капитан Владимир Муханов, из корейских ветеранов, приказал остановить машину близ дымящегося танка комбата. Не обращая внимания на треск пулеметных патронов в боеукладке башни, он подошел к передку с открытым люком.

Несмотря на огонь, лицо Бетлинга осталось узнаваемым. Уцелели даже глаза, остановившие взгляд на чем-то неведомом, не понятном миру живых.

На поле боя чадили шесть австро-венгерских танков и девять наших. Самое меньшее четверых из русских погубил седьмой австриец, умудрившийся задним ходом выползти из общей свалки и забраться на пригорок. Оттуда он прицельно и не торопясь принялся расстреливать соперников, словно в тире, а те далеко не сразу разобрались, откуда несется смерть. Его изрешетил подкравшийся сбоку Б-2, а последний восьмой танк куда-то исчез.

Приблизительно через час накатилась вторая волна имперцев, но без бронетехники и артиллерии. Очевидно, они должны были развить успех танков и драгун, поэтому дрогнули под пулеметным и пушечным огнем, отступив.

Муханов, принявший командование батальоном, приказал стянуть к Горни-Милановацу разбитые русские танки, а также пару наиболее уцелевших австрийских. Четверо танкистов, в разной степени раненных, попали в плен. Капитан выбрал унтера с перевязанной головой и заставил того устроить экскурсию по австрийской машине.

Она, как и другая бронетехника в армии Франца-Иосифа, оказалась германской, производство концернов Крупп и Ман. Лобовой лист внушительный – целых двадцать миллиметров, остальные хилые, как и у русских танков. Способность шустро ретироваться задним ходом, не подставляя корму врагам, объяснялась просто – сзади оборудован второй пост управления.

Наибольшую зависть вызвала 75-миллиметровая пушка длиной в тридцать калибров. Каждый танк хранил в запасе десяток унитарных выстрелов со стальными болванками. Немцы и австрийцы знали, что им придется иметь дело с бронированной техникой противника, русская разведка проморгала.

Из-за поломок на длинном марше в полк от батальона вернулось всего одиннадцать Б-2бис, фактически рота. Муханов догнал своих перед выступлением на Смедеревску Паланку, где сербы должны были перекрыть железнодорожное сообщение с югом и встретиться с выступившей навстречу болгарской армией, завершив окружение австро-венгерского экспедиционного корпуса.

Русские танки приготовились к прыжку у местечка Рача, когда в сельскую избу, облюбованную Врангелем, ввалился усталый до изнеможения капитан.

– Владимир Сергеевич, на тебе лица нет. Какая-то карикатура под фуражкой. Присаживайся.

– Шутить изволите, господин полковник. Третьи сутки на ногах.

– Или на броне.

– Еще хуже. Танки наши латаные-перелатаные. Как следующую битву выдержат, не знаю. Скорей всего, лягут средь поля, как загнанные лошади.

– Сутки есть впереди, что-то там механики подлатают. Да что мы о железе. Про Бетлинга расскажи.

– Нечего говорить, ваше высокоблагородие. Нет больше Виктора Эдуардовича. В том бою он батальон правильным своим решением спас, загадал контратаковать сбоку. Против австрийских трехдюймовок наши «бэшки», что бумага. Как ни попадание – навылет. А мы их могли достать лишь вблизи, да сбоку или в корму. Вылетели за их строй, разметали драгун из пулеметов, австрийцы развернулись. И пошла свалка, стрельба в упор. Господин подполковник увлекся, сделал из врага решето, другой подкрался и с сотни метров дважды его – бах. А самый умный ганс вообще задом сбежал, въехал на горку и давай оттуда поливать. Если бы лоб в лоб стакнулись, ни один бы наш танк до них не дотянулся.