Валерий Большаков - Алгоритм судьбы

Хватаясь за стены, Рита дошла до двери и осторожно её потянула. Открыта!

За дверью был невысокий трап и слышались голоса. Говорили на французском.

– Ограничиться девушкой мы не можем, больше того, я вообще не понимаю, зачем таскать её с собой? Выкачать всё, что ей известно, и адью!

– И бегать от русской полиции? Благодарю покорно!

– Арамис, а что ты предлагаешь? Ты пока только критику разводишь! Это и я могу, на это любой способен. А план у тебя есть?

– Надо искать предиктор! А для этого нужно побыстрее оказаться в этом Можайске.

– Кстати, Портос, близ «этого Можайска» расположен посёлок Бородино… У тебя это название ни с чем не ассоциируется?

«Надо же, – с лёгким изумлением подумала Рита, – и этим предиктор подай!» Французский она знала неплохо – все-таки восемь лет в школе с уклоном в великий, могучий галльский язык, наречие любвеобильных потаскунов и галантных хамов… Девушка усмехнулась и неторопливо поднялась наверх. Это был не теплоход. И не катер. Рита стояла на палубе яхты – огромный косой парус выдувался по ветру, креня мачту; позванивали натянутые штаги, тихо плескала вода, усами расходясь от острого форштевня. На крыше надстройки лежал плотный толстяк с копной курчавых волос, в безразмерных «боксёрских» трусах, и дул пиво из банки. Рядом с ним сидел худощавый молодчик в джинсах, отрезанных по колено, и задумчиво играл ножом – клинок так и вертелся у него между пальцев. Как пропеллер.

Ещё один субчик – атлетический хомбре [28]баскетбольного роста, сидел у руля и смотрел на воду. Был он несколько скособочен, на груди и спине расплывались громадные синяки. Уже знакомый Маргарите Ефимовой мужчина стоял на носу яхты и обозревал берега реки в бинокль.

– Здравствуйте! – сказала Рита ледяным тоном и поджала губы. – Потрудитесь объяснить, что всё это значит?

Буду играть дуру решила она. Мужикам это нравится.

Все обернулись и посмотрели на неё – толстяк с улыбкой, худощавый с интересом, хомбре подмигнул, а мужчина на носу опустил бинокль и крикнул:

– Как спалось?

Под глазом его наливался ха-ароший фингал, свежие ссадины на костяшках и скулах отмечали последствия встречи с русским десантом.

– Я задала вопрос! – упорствовала девушка.

– Пустяки, мадемуазель, дело житейское! Прогуляетесь с нами, подышите свежим воздухом, загорите… А то что это – лето кончилось, а вы белы как снег! Нехорошо-с! Вы позволите называть вас Марго?

– Кто вы такой? – спросила Рита.

– Ах, зовите меня просто Туссен! – сказал он, жеманничая. Видимо, вживался в роль стареющего соблазнителя.

– А просто Тузик можно? – рискнула Ефимова.

Глаза Тузика блеснули.

– Кусаетесь? – спросил он с пониманием. – Правильно. Тяпнешь разок и как будто полегчает, верно? А то загрызём мы вас, и вы даже кровушки нашей не вкусите!

– Фу! – покривилась Рита. – Нужна мне ваша жижица… Вы на кого работаете?

Туссен осклабился.

– Мадемуазель! – пропел он. – Это совершенно не важно! И не притворяйтесь глупенькой очаровашкой – от вас за милю разит интеллектом.

– Чего вы хотите? – сухо спросила Ефимова.

– Ну, вы нам кое-что расскажете, кое-что покажете…

– Это касается предиктора? – прямо спросила девушка.

– Вы всё схватываете на лету, мадемуазель!

Рита усмехнулась и точно рассчитанным движением перекинула волосы на спину.

– Теперь я и сама вижу, – сказала она, – вы из Европы. Только европейцы могут сочетать в себе эту вот потрясающую наивность с изрядной долей нахальства. Вы хоть понимаете, что охотитесь в чужих угодьях? И что ЭрВэ вас не пожалует? Как встретит, так и… того… выше дерева стоячего?

Туссен посерьёзнел.

– А может, это у нас тактика такая? – сказал он, щупая её лицо цепкими глазками. – Нахальная?

– Я вижу… Ваше счастье, что у ворот дежурили только двое.

– А мы по двое на одного! – жизнерадостно сказал Туссен. – Ох и норовистые жеребятки в стойлах у генерала Жданова! Еле уложили впятером. – Поулыбавшись молча, он сменил тон и заговорил серьёзно: – Послушайте, Рита, я хочу, чтобы вы хотя бы на минуту отвлеклись от ваших переживаний. Я понимаю их, сочувствую даже, но я на задании и время для меня – всё. Да, мы хотим перехватить ваших друзей прежде, чем до них доберется ЭрВэ. Не из человеколюбия, разумеется, да и с чего бы мне любить этих ваших идиотов, задумавших на свою голову лишить Господа Бога монополии на всеведение? Да хорошо б ещё было, если только на свою голову. А то ведь и на наши, нахальные и наивные европейские головы! Или вы думаете, что ваши правители обременены высокими идеалами и безупречными морально-этическими нормативами? И не позволят себе воспользоваться знанием будущего? Ещё как позволят! И чего нам ждать от них? А? Поймите вы, юная пионерочка, мы просто-напросто защищаемся. Выстраиваем оборону от будущего произвола!

– Да-да! – с пониманием закивала Рита. – А как только слямзите предиктор, сразу перейдёте в наступление. Ужу кого-кого, а у вас этика в большо-ом дефиците!

Туссен вздохнул.

– Ладно, – сказал он, – не поддаётесь вы искушению классового врага и вероятного противника, и чёрт с вами. Слушайте новости. Вы хоть в курсе, что ваши друзья… э-э… Бирский и Гокало… нет… как? Гоцкало! Так вот, они бежали из Форт-Рузы и сейчас скрываются. Мы пока на Москве-реке, поднимемся по ней, докуда можно. В ближнем Подмосковье пересядем на самолет. Есть там один аэродромчик… И полетим ваших друзей спасать. Да, Риточка, спасать! Это эрвистам трупы подавай, а нам нужны живые, чтоб говорить могли. Творить! Не будет у них предиктора – ладно, переживём. Лишь бы головы были на месте! Построят другой. У нас!

– А если они откажутся? – с интересом спросила девушка. Странно ей было. С ней говорил враг, она это понимала. Но это был не тот враг, которого уничтожают, ежели он не сдаётся, не гадина, которую так и тянет давануть.

– Не откажутся, – усмехнулся Туссен. – У вас есть мудрое присловье, определяющее обращение с новобранцами: «Не можешь? Научим! Не хочешь? Заставим!» Ясно?

– Как день! – буркнула Рита и подумала, что вступает в борьбу, где мышцами не поможешь и хитростью не возьмешь. Одна надежда – на прущий из неё интеллект…

Вожак скомандовал по-французски, и атлетический хомбре быстро убрал парус. Потом и телескопическая мачта сложилась. На корме глухо взревели мощные моторы, и яхта, задирая нос, помчалась по Москве-реке. «Тимка… – заныла про себя Рита. – Где ты, Тимка? Тимочка, как мне плохо без тебя, одной!.. Тима-а!»

Бирский лёг рано, а встал поздно – на часах было полодиннадцатого. Повертевшись, поскрипев пружинами, он перепробовал все положения и сел. Хватит валяться!