Александр Больных - Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин!

– Все равно, ваше сиятельство, нет во мне полной уверенности. Конечно, с виду он ваш сейчас душой и телом, но внутри… В душу ему не заглянешь.

– А ты и не пытайся, барон. Незачем тебе это, – неожиданно жестко отрезал Шувалов.

В общем, покинул Петенька Тайную канцелярию в состоянии легкой остолбенелости, слишком много на него свалилось всякого. Хоть по молодости и не до конца ему верилось, что ретивые служители его действительно на дыбу поднимут, но спина все равно мокрой от пота была. Особливо же Петеньку перепугал партикулярный барон фон дер Гребен, с первого взгляда видно исправного остзейского служаку, который любое дело исправляет строго прилежно. Кто-то в канцелярии гербовые бумаги перебирает, а этот людей на дыбу поднимает и никаких чувств при том не испытывает: ни жалости, ни ненависти, ни радости. Должностными циркулярами не предписано чувства иметь. Как ни странно, этот канцелярист от дыбы и кнута Петеньку впечатлил сильнее, чем зловещий граф Шувалов, потому что граф оказался именно таков, каким его представляли в рассказах – всемогущим и ужасным. Единственное, что крепко Петеньку озадачило, так это предложение перейти на службу в Тайную канцелярию, не такое учреждение, куда люди рвутся. Разве что некую особую душевную склонность имеют. А Петенька таковой склонности за собой не замечал, не волновали его ужасные тайны и заговоры. В общем, для поправления расстроенных душевных кондиций приобрел он по дороге полуштоф, каковой и употребил со всем прилежанием.

Проснулся поручик наутро в премерзком состоянии душевном и физическом. Не шли из памяти вчерашние приключения, перед глазами то и дело мелькал грязный кожаный фартук палача Федьки. Тьфу!

Но едва Петенька успел хлебнуть поправляющего здоровье рассола, как в дверь загрохотали чьи-то кулаки. Знакомые кулаки, кстати. Когда Петенька, пошатываясь, подошел к двери и отворил ее, так оно и оказалось: прибыли два вчерашних сержанта.

– Господин поручик, прибыли к вам по приказанию их высокографского сиятельства! – отрапортовал один из них. – Велено далее неотлучно находиться при вас, дабы оградить от покусительства со стороны злых голштинцев.

– Тако же велено передать вам коня из конюшни их высокографского сиятельства, – доложил второй. – Означенный конь сейчас пребывает в конюшне при доме расквартирования.

– А-а… – от изумления Петенька не сумел выдавить ничего более осмысленного.

– Их высокографское сиятельство также изволили приказать подготовиться к путешествию по делам неотложным и тайным.

– А-а…

– Приказ на таковое будет доставлен из канцелярии послезавтра, потому вам велено из города не отлучаться и пребывать в готовности.

Петенька помотал головой, она, бедная, и так болела нестерпимо, а тут еще эта парочка в глазах двоится. В ушах гудение, а его рапортами и ордерами мучают. Нет, правильно говорят, что в Тайной канцелярии одни только изверги служат.

– Одевайтесь, вашбродь, надо будет коня проманежить, познакомиться, – подвел итог сержант – который именно, Петенька уже не различал, и они выскочили из комнаты.

Выйдя на свежий воздух, поручик сначала почувствовал себя хорошо, но довольно быстро ему стало плохо, лишь некоторое время спустя он окончательно оклемался и сумел по достоинству оценить подарок Шувалова. Конь и правда оказался превосходным, недаром английские скаковые ценятся превыше всех остальных, даже хваленых арабов. Как охотно пояснил один из сержантов, это был внук знаменитого Годольфина именем Годревур. Петенькиных познаний в британской мифологии не хватило, чтобы разобрать, кто это такой, а сержанты, само собой разумеется, помочь ничем не могли.

Как-то так совершенно случайно получилось, что небольшая кавалькада направилась к дому князя Шаховского. Нет, Петенька был здесь совершенно ни при чем, это своевольный Годревур такой маршрут избрал, а оскорблять жеребца благородных кровей плеткой поручик совсем даже не желал. И то, что конь совершенно сам начал исполнять замысловатые вольты и курбеты под окнами, тоже было ненамеренно. Своевольник этот конь британский оказался.

Поэтому, когда в окне мелькнуло знакомое личико, Петенька просто вынужден был вежливо снять треуголку и поклониться, за что был вознагражден приятной улыбкой. После этого поручику просто не оставалось ничего иного, как спешиться и направиться к парадному крыльцу. Один из сержантов заикнулся было про неотступную охрану, но Петенька так посмотрел на него, что сержант смешался и забормотал невнятно про приказы графа и голштинцев и быстро умолк.

Ливрейный швейцар почтительно отворил дверь, а лакей сопроводил в залу, куда немедленно впорхнула прелестная княжна, сопровождаемая сухопарой английской бонной – ну кто же с первого взгляда не опознает английскую гувернантку, более всего схожую видом с вяленой селедкой?! Петенька предпочел бы встретиться с Дашей наедине, но молодой девице неприлично встречаться с молодыми офицерами тет-а-тет, сие может быть истолковано превратно. И вообще он только и успел отвесить княжне изысканный поклон, как в зале появился и князь Михаил Иванович – не сказать, чтобы старик, но мужчина годов более чем преклонных. На приветствие Петеньки он ответил вежливо, но тут же не замедлил поинтересоваться, где сей бравый вьюнош служит и из каковских будет.

Вот здесь Петенька стал в тупик. Откровенно врать ему не хотелось, однако ж он понимал, что служба в Тайной канцелярии вряд ли в княжеском доме будет принята с радостью. Поэтому пришлось заявить, что служит он в мушкатерском полку, поскольку служба в гвардии не предоставляет возможности отличиться на полях сражений. Княжна ахнула, прижав руки к сердцу, а старый князь как будто немного отмяк.

– Так вы служили в гвардии?

– Служил в Преображенском полку, вышел оттуда в армию с надлежащим старшинством в чине. Как вам известно, гвардия квартирует в столице, занимаясь охраной священной особы государыни, и потому в сражениях не участвует. А мне с детства хотелось испытать себя в делах ратных, вот я и попросил перевода в армию. Сейчас мы ожидаем отправки в Пруссию.

Князь довольно кивнул:

– Это похвально, что молодой человек рвется послужить Отечеству не на столичном паркете, а на полях Марсовых. Если бы все гвардейцы придерживались таких же взглядов… Но времена меняются.

Петенька почтительно поинтересовался, в каких кампаниях участвовал сам князь, ведь воинские подвиги достойных предков всегда служат примером юношеству, а походы великого Петра достойны быть воспеты наравне и «Илиадой». Как оказалось, он нащупал верную струну. Князь немедленно расчувствовался и пригласил бравого поручика к себе в кабинет, куда велел подать венгерского. Даша попыталась было последовать за ними, но старик кашлянул столь внушительно, что она тут же ретировалась, состроив, однако, недовольную гримаску. Следующие два часа пролетели как один миг. Рассказчиком князь Шаховской был отвратительным, зато вино оказалось превосходным и весьма способствовало продолжению беседы. От Петеньки, сказать по правде, требовалось совсем немного: время от времени почтительно уточнять диспозицию и вздыхать восхищенно, когда князь переходил к описанию собственных подвигов. Правда это была или вымысел – Петенька разбираться не стал, да и не требовалось это. В общем, расстались они совершенными друзьями. Князь Михаил Иванович уверился, что молодежь нынче вежлива и почтительна и едина мысль молодых офицеров о поддержании славы оружия российского. Окончательно умилившись, он пригласил поручика по возвращении из Прусского похода бывать у них запросто, без визитов. А пока что в виде особого благоволения он даже разрешил ему попрощаться с княжной, чем Петенька не замедлил воспользоваться, почтительно приложившись к изящной ручке, хотя хотелось ему, конечно же, несколько большего.