Александр Золотько - 1942: Реквием по заградотряду

– Наверное… – протянул Севка. – Пожалею…

– Так это…

Грохнуло оглушительно, уши заложило, гильза, блеснув на солнце, отлетела в сторону. Во рту стало кисло от сгоревшего пороха.

Еще выстрел. И еще. И еще четыре раза.

Гильзы одна за другой отправились в недолгий полет.

Щелчок.

Севка удивленно посмотрел на пистолет в своей руке, словно ожидая какой-то каверзы. Восемь патронов в магазине должно быть, а выстрелов было только семь. Может, пистолет решил затаиться, прихомячить последний патрон… В сговоре пистолет с указательным пальцем, и стоит только на мгновение ослабить бдительность, как палец быстренько нажмет на спуск, а пистолет выплюнет утаенную пулю и пристрелит-таки бывшего подполковника ВВС.

Севка отбросил пистолет, с размаху сел на землю, ударившись копчиком о какой-то корешок.

Сжал виски ладонями.

Это называется истерика, Всеволод Александрович. Истерика. Как-то ты за последние дни совсем разболтался, Всеволод Александрович. А был ведь такой крутой орденоносец!

Как ты в Ростове вывел в расход одного товарища, работавшего на немцев. Допросил энергично, не обращая внимания на стоны, кровь и тому подобную ерунду, и пристрелил.

…Наполненные ужасом глаза, трясущиеся руки; кровь и слюна, стекающие по подбородку.

– Слышь, лейтенант, не нужно… я ведь все сказал… я могу работать против немцев… я еще много знаю… я…

– Извини, мне некогда с тобой возиться.

Выстрел.

И ничего не щелкнуло ни в голове, ни в душе. Работа. Только работа. Приказано допросить и ликвидировать. Приказ выполнен.

И в Донбассе не сдрейфил, перестреливался с парнями из абвера – с тремя парнями, – пока Костя не обошел их с фланга и не убил. Ведь не сдрейфил, правда? А пули свистели над самой головой. Одна даже портупею задела на плече.

Костя поднялся из-за невысокого кирпичного заборчика, держа револьвер в вытянутой руке, все еще фиксируя тела немцев. Двое были мертвы, один умирал, бормоча что-то. Пахло сгоревшим порохом, кровью, кажется, пахло, и тянуло гарью – немцы успели сжечь бумаги.

– А можно было быстрее? Я прям истосковался весь…

– А я думал, что тебе и без меня было нескучно… – ответил Костя и пошел разбираться с комендантским патрулем, прибежавшим, наконец, на выстрелы.

А тут?

Трудно было, что ли?

– А я и говорю – козел… – Чалый сглотнул с трудом, отполз на спине от Севки и прислонился к склону балки. – Етить твою…

– У меня еще наган есть, имей в виду… – напомнил Севка, похлопав ладонью по расстегнутой кобуре. – Семь пуль… И я не промажу…

Севка посмотрел на свою правую руку – так и есть, между указательным и большим пальцами кожа была содрана, и сочилась кровь.

Вот по этой причине Севка и не любил «ТТ». У Севки глубокий хват, а у «Тульского-Токарева» ствольная коробка посажена низко, при движении назад закусывает кожу и срывает.

Раз или два на первых стрелковых занятиях проклятая машинка вырывала куски кожи. И Севке посоветовали «ТТ» не пользоваться. Наган в этом смысле был куда вежливее и, подсказали Севке, не разбрасывал гильзы куда попало.

А потом пошли слухи, что немцы разработали к нагану хитрую насадку, глушащую звук выстрела, Севке даже пообещали такую достать, но потом все завертелось, командировки за командировками…

Руку ободрал, но пальцы не дрожали. Хотя внутри организма все колотилось и даже хлюпало.

– Сидеть, – приказал Севка, увидев, что Чалый собирается встать.

Револьвер уже был в руке у Севки и смотрел в лоб капитану. А курок щелкнул в предвкушении выстрела.

– Ловко, – оценил Чалый. – Ты бы его снял с боевого взвода, что ли… А то ведь…

– А ты не дергайся… Сиди спокойно и отвечай на вопросы… Можешь?

Над балкой один за другим проскочили несколько самолетов – немцы и наши, не поднимая головы, определил Севка. Кто-то за кем-то гнался, пока еще не стреляя.

– Могу. Только я на время буду поглядывать, если ты не возражаешь… – Чалый поднял левую руку, демонстрируя массивные часы на кожаном ремне. – Мне очень важно знать, сколько время…

– Смотри, – разрешил Севка. – Сколько у нас есть времени на беседу?

– По первоначальному варианту – около часа. Но после канонады, которую ты устроил… Может, уже сейчас сюда бегут или даже скачут казаки… Лучше особо не затягивать.

– Тогда – быстро. Год рождения?

– Эк ты… Сразу быка за рога…

Ствол револьвера качнулся.

– Да ладно тебе, ладно… – Чалый пытался улыбаться, но глаза смотрели напряженно. – Чалый Александр Федорович, тысяча девятьсот шестьдесят третьего года рождения… Из Харькова, между прочим. Твой земляк…

– И что? Думаешь, это что-то меняет? Знаешь, сколько земляков я бы, не дрогнув, своей рукой?.. – Севка опер руку с револьвером о колено. – То есть ты сюда…

– Я к тебе. Один наш общий знакомый очень настойчиво просил, чтобы я тебе помог…

– Серьезно? А этот знакомый не сказал, чтобы ты сразу меня предупредил? Ерунда могла бы получиться… – Севка на мгновение зажмурился, вдохнул и выдохнул, пытаясь унять дрожь, возникшую во всем теле. – Не мог сразу…

– Нет. Приказано было только песенку напевать, да пару-тройку раз вставить цитаты из…

– А если бы я не распознал цитат? Ну, просто не вспомнил бы впопыхах? Что тогда?

– Тогда… Я бы еще раза два попробовал что-нибудь эдакое сказануть… Типа «настоящий полковник»… Местные не поняли бы, а ты… ты имел бы шанс этот экзамен сдать…

– Смешно, – кивнул Севка. – То-то бы я офонарел…

– А если бы ты и тогда не понял, то двинулись бы мы с тобой на восток, а на ближайшем привале я бы ушел, оставив тебя одного…

– И что я?..

Севка задал вопрос спокойно, как бы невзначай, но внутренне напрягся.

– А хрен тебя знает, товарищ лейтенант… – Чалый почесал в затылке. – Ты же должен помнить – мы видим только то, что происходит ДО нашего появления здесь, в этом времени. То есть как вы выбрались с Узловой, как попались казакам – по-детски, между прочим, попались, стыдно – видел, как вас расстреливать повели – видел. Как расстреляли – тоже видел.

– Что? – спросил Севка тихо. – Как – расстреляли?

– А вот так. Тебе пуля попала в лоб, а Косте – в сердце. Упали вы в овраг, рыжий казак…

– Грыша…

– Может, и Грыша… Он хотел спуститься за формами и орденом, но младший сержант…

– Младший урядник, – автоматически поправил Севка.

– Что ты говоришь?! – изумился Чалый. – Младший урядник? Так вот этот самый младший урядник рыжему в рыло настучал и погнал пинками на хутор. Потом, к часу дня, на хутор пожаловали, наконец, немцы в количестве четырех особей на бронемашине, разведчики. Были очень тронуты гостеприимством местных жителей. Пожрали, попили молочка свеженького и укатили довольные. А потом, к вечеру…