Андрей Фролов - Бинарная плащаница

– Это можно. – Юрий оживился, словно забыв, что сбоку стоит недопитая кружка. – Это мы завсегда.

– Невроз, – представился «горностай», устраиваясь поудобнее и протягивая ладонь.

– Керамика, – озвучил и без того известную информацию русский, но на рукопожатие не ответил.

Только сейчас стало заметно, что на левой кисти у него не хватает указательного и безымянного пальцев, а глаза бегают из стороны в сторону. Странно бегают, слезливо, выдавая живущую в голове беду…

По жесту Невроза к столу подошла Циркулярка. Приняла заказ и купюру, наклонившись в сторону поляка так, что едва не провела по щеке крупной качающейся грудью. Жарко дохнула чуть различимым оттенком синтетического тетрогидроканнабинола.

– Аккуратнее с ним, парень, – шепотом предупредила она, красноречиво закатывая глаза. – Старина Керамика совсем плох стал… Если его искал, многого не жди…

И мимолетным движением начертила на столешнице короткую черточку – минус.

– Чего это ты городишь? – нахмурился русский. То ли расслышал, то ли просто был недоволен вмешательством барменши в разговор. – Опять мою фотографию нашла? Выброси немедля, пчелы ждать не будут.

Сначала Невроз не совсем уловил, о чем говорит ломщик. Но заготовленный на всякий случай переводчик дословно воспроизвел сказанное, и Даниэль убедился, что дело в странности фонетического конструкта.

– Открыть тебе тайну, братушка? – тоном заговорщика поинтересовался Керамика, как только женщина отошла.

Сердце Невроза совершило кульбит. Он кивнул, наклоняясь вперед, и опешил, не ожидая услышать продолжение:

– Этот мир значительно сложнее, чем когда голуби начинают волноваться. Волнениям нет образования, это всего лишь перманентный энергетический поток. Думаешь, он связан с таяньем снегов? Вот тут ты и ошибаешься…

Закончив, Юрий многозначительно покачал головой, словно предлагая разделить триумф открытия. Жицкий побледнел. Слухи о помешательстве русского ломщика не только соответствовали действительности, но и безнадежно устарели. Керамика, судя по всему, просто свихнулся. Окончательно и бесповоротно.

– Значит… – Невроз прочистил горло, начисто забыв все, с чего собирался начать беседу с клиентом. Его охватил страх. – Значит, ты и есть тот самый Керамика, что работал с Сорок Два?..

– Сорок Два? Блаженный Пророк… – Беспалый зло усмехнулся, вдруг даря надежду на обстоятельную беседу. И тут же срезал ее росток на корню, припечатав собеседника таинственным: – Единичные окна позволяют, множественность материнства сводит все на нет. Видишь? Это пример отстранения от космоса и его угольков, братушка.

Циркулярка принесла пиво, повторив выразительный взгляд предупреждения, но Даниэль даже не посмотрел на барменшу. В его ухе ожил передатчик, нашептывая голосом Энквиста.

– Так, Даниэль… Похоже, у клиента шизофазия, причем определенно не алкогольная… – Помехи забивали половину слов командира, но общий смысл угадать позволяли. – Продолжай беседу, задавай вопросы. Попытайся ухватиться за поток его сознания и вывести на нужные темы…

Глотнув «Дефрагментации», «горностай» наблюдал, как русский задумчиво изучает вторую кружку пива, будто не зная, что с ней делать. Почти врожденные социопатия и лютая боязнь общения, казавшиеся Неврозу страшными препятствиями для его полноценной жизни, теперь представлялись сущими пустяками, как насморк или мозоль на ноге.

– Юрий? – позвал он, заметив в глазах Керамики робкий огонек понимания. – Я искал тебя, чтобы поговорить. Долго искал. Мы ведь можем поговорить?

– А ты не так прост, как кажешься, да, братушка? – оскалился тот, бесстыдно обнажая провалы отсутствующих зубов. – Давно мы с Сорок Два работали, очень давно. Лет двадцать тому. Может, больше…

– Чем вы занимались, Керамика? – Жицкий старался говорить уверенно и твердо, но при этом понижал голос, чтобы разговор не расслышали в соседних кабинках. Его начинало потряхивать. – Чем занималась группа «Кромлех», в которую ты вступил в Монреале?

– В вакууме возможно сотворение огромного, – со знанием дела ответил Гончаров, пожав плечами и заставив Невроза мысленно застонать. – В зеленой комнате возможно сжигание крохотули. От конкретного движения все зависит, крепко рассуждаю. Атмосфера наполнена кислородом, потому что у нее такая же биография, как, например, у смолы. Структура такая же. От этого принятие и происходит, мягкость нот не укладывается даже во рту.

«Горностая» пробил холодный пот. Он сглотнул шипастый комок, мешавший дыханию, абсолютно не представляя, как продолжить. Но собеседник неожиданно замотал головой, лукаво прищуриваясь.

От смены его настроения хотелось выть. Казалось, разыгрываемое перед Неврозом представление – откровенный фарс и насмешка. Но в другую секунду помешательство выпрыгивало на передний план, заставляя отбросить любые помыслы об издевательстве и намеренном запутывании.

– Брось это дело, братушка, тебе не по зубам… – Русский по-приятельски подмигнул ему. – Или заказ выхватил? Все равно брось… Не доведет до добра…

– Это заказ, – честно сознался Невроз, проигнорировав предупреждение в наушнике. – Отказаться не могу. Расскажи, что знаешь?

Просветление сознания Керамики воодушевило его, заставив подобрать нужные слова, и комментарии командира могли только все испортить.

– На кого ж ты работаешь, братушка?

Внезапно обнаружив перед собой кружку с пенной шапкой, Юрий довольно улыбнулся, отпивая почти половину. Пена осталась висеть на кончике носа, как гроздь искусственного снега. Если бы не бегающий взгляд и странная десинхронизация жестов, он выглядел бы почти нормальным. Пусть выпившим, но нормальным…

– Это опасная информация, – осторожно парировал Жицкий.

– Мы же вроде договорились быть откровенными? – удивился безумный ломщик, поднимая брови и намереваясь по-детски обидеться.

– На… на одного верхолаза… – ушел от прямого ответа Невроз. – Обычно он занимается коллекционированием антиквариата, но сейчас его заинтересовал «Кромлех»…

– Пусть забудет. – Русский поджал губу. – Проект закрыли еще до Катастрофы.

– Это мне известно… а ты можешь подробнее поведать, чем занималась ваша группа?

Керамика посмотрел на него так серьезно, что Даниэлю показалось, что тот сейчас либо вскочит и ударит его, либо откроет секрет изготовления философского камня. Но вместо этого в глаза ломщика вернулся туман.

– Можно построить сто алтарей, – задыхаясь, прошептал он. – Можно прослыть лучшим архитектором. Прослыть архитектурной выставкой. Ее тоже бросят на алтарь.

– Вы что-то создавали, ведь так? Новое «железо», совершенно необычное, да?