Юрий Стукалин - Звездные снайперы. Сталинград XXII века

— Готово! — слышу, наконец, сквозь помехи голос Брюннера. — Давай быстрее!

Вскакиваю на ноги и мигом взбегаю по лестнице в катер, панель двери плавно закрывается за моей спиной. Теперь огонь чужаков-пехотинцев нам не страшен.

Василий уже сидит в кресле пилота, водит пальцами перед мерцающим экраном. Тот вспыхивает, мигает различными цветами, по нему струятся колонки цифр и символов, змейками расползаются линии графиков.

— Взлетаем, — улыбается Курт, облегченно вздыхая.

Катер вертикально взмывает над площадкой как раз в тот момент, когда на нее выливается сплошная зеленая масса. По нам открывают огонь, но заряды ручного оружия чужаков нашему катеру как слону дробина.

— Бросим им подарочек? — полуобернувшись, интересуется Василий.

— Мы совсем не против, — кивает Брюннер.

— Кто б отказался! — вторю ему я.

Пилот делает легкое движение перед боковой панелью, и мы видим на экране, как от катера отделяются четыре шарика размером в кулак. Несмотря на размеры, бомбы обладают устрашающей разрушительной силой, и я на мгновение ловлю себя на мысли, что мы еще не набрали достаточной высоты для их применения. По спине пробегает холодок. Одна надежда, что пилот знает, что делает.

Спустя несколько секунд внизу раздается оглушительный грохот, и мы видим на экранах, как взрывная волна сметает площадку и соседние с ней здания. Достается и нам. Катер со скрежетом встряхивает, словно пустую консервную банку, кидает в сторону, но пилот тут же выравнивает его.

Два квартала внизу превращаются в сплошной огненный ковер, ненасытное пламя пожирает тела чужаков. Мне кажется, что даже находясь высоко над землей, я ощущаю сильный жар.

— Привет вам от Васи! — кричит пилот, будто кто-то там внизу, где свирепствует огонь, может услышать его.

Настроение на борту сразу улучшается, можно, наконец, немного перевести дух и даже расслабиться. Несмотря на то, что катер является боевой машиной, отделка внутри под стать генеральским апартаментам: мягкие и удобные бежевые кресла, теплые тона расцветки салона — все это удивительным образом успокаивает накаленные до предела нервы. Сколько летал, всегда поражался умению людей двадцать второго века сделать все максимально комфортным для человека. Вроде бы все просто, поставь два ряда лавок вдоль салона для десантной группы, и парням будет достаточно. Ан нет! Мягкие кресла! Выстланные упругими ковровыми дорожками проходы меж ними. После полной разрухи, из которой мы только что выбрались, кажется, что мы попали в рай.

Сняв шлемы и закрепив их вместе с оружием в специальных отсеках, мы с Куртом разваливаемся в креслах, пытаемся расслабиться, но получается с трудом. Не сразу замечаю, что нервно отбиваю ритм левой ногой. Да и пальцы, на самом деле, не перестали дрожать. Брюннер сидит закусив нижнюю губу, и теребит мочку уха. Тоже нервничает.

Мне не дает покоя вопрос связи с базой, и я окликаю пилота:

— Вась, как у тебя с приборами и навигацией?

— Никак.

— То есть? — недоуменно переспрашиваю я.

— А почему, думаешь, я здесь очутился?

— Откуда ж мне знать…

— Все отказало, летел вслепую, ну и нарвался на этих упырей.

— Ясно…

Мы идем на небольшой высоте, чтобы не напороться на патрулирующих «крабов». Вокруг разрушенные дома, но Василий ловко лавирует между ними и при этом умудряется еще и разговаривать с нами.

— Мы прикрывали штурмовиков, работали по наземным объектам. Все шло гладко, пока парни не зашли на цели. Тут, как водится, появились упыри и будто коршуны на наших набросились. Мы, ясное дело, прикрывать их стали, на себя оттягивать. Бой разгорелся нешуточный. Я-то в сорок третьем на фронте на Ла-5 летал, там полная задница, в кабине жарища постоянная. Не поверите, подошвы кирзачей трескались после пятнадцати вылетов. А тут комфорт, чего не повоевать. Ну, я и стал им хвосты накручивать…

Василий смолкает, снова сосредотачиваясь на полете.

— И что дальше? — спрашивает Курт.

Пилот не отвечает. Взглянув на экраны, я понимаю почему.

Мы входим в зону скопления вражеской техники и зенитных орудий. Я хорошо помню это место. Когда мы шли в тыл к чужакам, вынуждены были обогнуть его чуть севернее. Сейчас нам предстоит прорываться сквозь заградительный огонь, и вся надежда на пилота. Мы с Брюннером никак не можем повлиять на ход событий, и нам остается только уповать на мастерство летчика.

— Пристегнитесь!

— Готово!

— Хорошо, — кивает Василий и предупреждает: — Сейчас поболтает мальца.

Я вцепляюсь в подлокотники кресла. Брюннер делает то же самое. Мне раньше, пока я не начал летать тут в будущем, казалось, что самыми отчаянными бойцами были разведчики. Ребята, не боявшиеся идти за линию фронта, постоянно рискующие жизнями ради добывания «языка». А где его взять, как не во вражеских окопах? Это же сколько нужно иметь выдержки и хладнокровия? Но, полетав, понял, что наши пилоты еще более безбашенные. Такого наплевательского отношения к собственной жизни я еще не видел. Ведь у разведчика есть шанс укрыться за деревом, вжаться в землю или спрятаться в овраге. А где спрячешься в небе?! Как вообще можно воевать, стрелять из пулеметов, когда под твоими ногами бездна высоты, и ничего больше. Да еще на таких скоростях. Конечно, технологии будущего, все автоматизировано, и все-таки…

Василий резко набирает высоту, и я вижу, как на внутренних экранах с бешеной скоростью проносятся смазанные картинки пейзажа и вспышки выстрелов. Впечатление такое, что в воздухе вокруг катера распускаются сотни кроваво-красных бутонов. Уши закладывает, я вжимаюсь в спинку кресла, чувствуя подступающую к горлу тошноту. Закрываю глаза, стараюсь отогнать от себя мысли о том, что в любую минуту мы можем рухнуть вниз.

Нас бросает из стороны в сторону и, кажется, пару раз сотрясает и переворачивает, но я не уверен. Я уже ни в чем не уверен. Глаз не открываю, страшно. Мы с группой пару раз попадали в передряги, когда летели с задания, но сейчас нечто особенное. При выключенных динамиках экранов звукоизоляция в салоне катера великолепная, но по вибрации машины, по болтанке понимаю, что, как ни маневрирует пилот, по нам попадают. Остается только молиться. Я не из трусливых, но только полный псих не боится. А то, что творится сейчас внутри меня, это уже даже не страх. Ужас пронзает каждую клеточку.

Катер начинает резко снижаться. Я широко открываю рот, но пользы от этого маловато. В уши будто кто-то пробки накрепко вбил. Затем машина вдруг взмывает вверх, тошнота в горле усиливается, моя голова от такой болтанки чудом не отрывается от шеи. Наконец, чувствую, что пилот выровнял катер, и мы идем, придерживаясь одной скорости.

— Проскочили, — едва слышу голос Василия, словно кто-то вещает мне издалека. Открываю глаза.