Михаил Луговой - Игра на понижение

Солнечный диск, весь день едва видимый сквозь белесую муть, коснувшись горизонта, неожиданно проявился в полную силу и залил все вокруг алым светом. Видимо, слой противолазерной аэрозольной завесы вдали от зенита постепенно истощался и сходил на нет. «Лилия» стояла между двумя небольшими барханчиками, задрав ствол в пыльное небо, в полной готовности открыть огонь. На вершине одного из барханов заняли позицию пулеметчики, контролируя подходы с юга и юго-востока. На другом неподвижной статуей застыл военный полицейский, оглядывая пустынный горизонт в бинокль. Олег хотел было прикрикнуть на него, чтобы он их не демаскировал, но потом махнул рукой. Все равно второе и третье отделения, широким полукругом окружившие место временной остановки, сумели бы заметить приближающегося противника раньше.

Остановка была вызвана вполне прозаическими причинами – у «Русичей» исчерпывался запас энергии. Суспензия из заключенных в прочную оболочку микрочастиц лития окислялась кислородом воздуха, вырабатывая при этом необходимую энергию. Отработанная суспензия скапливалась в том же самом баке, что и готовая к употреблению, отделенная от нее гибкой, но прочной мембраной, в готовности к откачке на зарядную станцию. Зарядные станции бронепехотных подразделений были интегрированы в оборудование бронетранспортеров, генераторы которых при работе двигателей вырабатывали достаточно энергии для восстановления отработанной суспензии. Выделяющийся при этом кислород шел в топливные элементы двигателя машины как примесь к атмосферному воздуху, увеличивая мощность и дополнительно выжигая угольные отложения, образующиеся в них при использовании низкокачественного горючего.

Но бронетранспортеры так и не нагнали углубившихся в пустыню бронепехотинцев. Зато у Олега имелось самоходное орудие на том же шасси, а значит, и возможность перезарядки. Разумеется, это было не так удобно, как при штатном способе, поскольку у «Лилии» заправочных разъемов для подключения энергоаппаратуры «Русичей» было только три, а значит, даже поредевший взвод приходилось заправлять в четыре приема. Но он все же решил это сделать, поскольку светлое время суток было на исходе, а ночь обещала быть бурной.

Второе и третье отделения, заправившись, сменили первое в охране места заправки, и сейчас командир взвода стоял рядом со старшиной Балашовым, «Русич» которого был подключен к заправочному разъему самоходки. Забрала шлемов они подняли, и в реве и свисте работающего на повышенных оборотах двигателя их разговор не был слышен посторонним.

– Я, старшина, уже не понимаю, что происходит, – сказал Олег, глядя под ноги, на истоптанный песок. – Куда мы движемся? Связи большую часть времени нет, а когда она устанавливается, то я получаю подтверждение приказа на продвижение в южном направлении и при этом постоянные корректировки маршрута. Словно нас выводят на какой-то объект, только, что это за объект и что делать с ним дальше, не говорят. А еще и «фашист» этот…

Олег мотнул головой в сторону замершей на бархане фигуры. Жаловаться подчиненному было неправильно, это могло подорвать авторитет командира, но Балашов был не просто заместителем взводного, в его задачу входило опекать младшего лейтенанта, и Олег был уверен, что у старшины имеются на этот счет какие-то инструкции.

– Наше дело выполнять поставленную задачу, – пожал плечами Балашов. – Пусть комбат и его штаб решают, куда именно нас направить. И мы пока неплохо справляемся. А что до этого, то из него такой же военный полицейский, как из меня балерина.

– Почему? – полюбопытствовал Олег.

– Манера у него… совершенно не такая, как у прочих «фашистов». Я момент выбрал да и насвистел «Джовинеццу» у него за спиной – он и ухом не повел.

Мгновение Олег непонимающе глядел на собеседника, а потом захохотал так, что с ближнего бархана на них оглянулся пулеметчик Кучеренко. Военные полицейские знали о своем нелестном прозвище, и курсанты, из озорства решившие напеть рядом с ними гимн итальянских фашистов, рисковали нарваться на серьезные неприятности, однако делали это достаточно регулярно, ибо такова традиция. Но ожидать, что таким образом будет развлекаться пятидесятилетний старшина…

– Кто же он, по-твоему? – отсмеявшись, спросил командир взвода. – Военная контрразведка?

– А черт его знает. Но вряд ли, видно, что он не из наших. Может, Госбез, может, еще кто-нибудь.

– А может, шпион? С такими допусками, как у него, он такого наворотить может…

– Исключать, лейтенант, нельзя ничего. Но пока он нам в спину не стреляет и боевую задачу не мешает выполнять, пускай таскается. А если станет мешать, то появится повод запросить командование, что с ним дальше делать.

Внезапно раздался сигнал обновления данных. Где-то в бушующей над ними буре электронных помех чудом возник секундный просвет, и несколько информационных пакетов нашли своего адресата. Олег захлопнул забрало. Спустя несколько секунд приподнял его снова.

– Ну? – спросил старшина.

– Обнаружена воздушная цель. Малоскоростная, маловысотная, по радиолокационному профилю – вертолет. Наблюдался несколько минут, потом пропал. Видимо, совершил посадку. Как раз в нашей полосе, километрах в семи отсюда. У экстраполятора на этот счет предположений нет, слишком мало данных.

С холма кубарем скатился военный полицейский, очевидно, получив ту же информацию на свой планшет.

– Видели, лейтенант? Если поторопимся, застанем его на земле!

– Прекрасный повод размяться, – кивнул Олег. – Второе отделение выдвигаю прямо сейчас. А мы, как только закончим заправку, пойдем за ними.

…Воды в бутылке оставалось буквально на пару глотков. Ее хотелось выпить немедленно, но пилот пересилил себя и спрятал пластиковую емкость за пазуху. Потом проверил, как держится за плечами плотно закрытый рюкзак, и обернулся к распростертому на земле телу. Наемник выглядел плохо. Просто немыслимо, как он успел так бодро ускакать от места аварии с такой пробоиной в черепе. Благо, что следы почти везде видны хорошо. Тут километров восемь, наверное, будет. И что с ним делать дальше?

Евгений не питал никаких добрых чувств к человеку, который сначала обманул его, а потом убил его товарищей и попытался убить его самого. Но на ситуацию следовало смотреть реально. Неизвестно, удалось ли уцелеть террористу и негритянке в кормовой рубке, а в их отсутствие человек с растрепавшимся фиолетовым гребнем оставался единственным, кто мог пролить хоть какой-то свет на произошедшее. Если он умрет, то после, когда начнется разбирательство, ко второму пилоту возникнет значительно больше вопросов, чем у него есть ответов.