Виталий Абоян - Ипостась

– Мне нужно знать другое. Китайцы активно летают над северной Мьянмой, они ищут там процессор. Мы тоже ищем. Но мы не знаем, где его можно искать – кроме разрушенного завода «Фармы 1», на котором определенно уже побывали поднебесники, там нет ни одного объекта, где могла бы работать сеть. Даже до Пралайи... до Катастрофы сетевого сигнала в тех краях не было. Тогда откуда мог исходить этот... как вы его называете?

– «Резонанс», – подсказал Сридар.

– Да, «резонанс». Ваши специалисты, Раджагонапал, могли ошибиться в расчетах?

Сридар нервно покусывал губы. На его лице запечатлелась усиленная работа мысли – он, похоже, прикидывал, где могла закрасться ошибка. Время от времени он качал головой, словно разговаривая сам с собой.

– Н-нет... Все правильно. Я не могу сейчас все просчитать без оборудования, но выбранный алгоритм полностью соответствует изначальным условиям. Позиционирование...

– Я вас умоляю, Раджагонапал, – вмешался в разговор заместитель Дханпатрай Бхадури, – не нагружайте нас терминами машинистов. Мы и без того...

Абхай Лал жестом заставил Бхадури замолчать.

– Тогда откуда взялся этот «резонанс»? – спросил генерал. – Поднебесники что-то знают про мьянманский север. Они были там во времена последней волны Нефтяных Войн. Потом ушли. Ваша задача состояла в том, чтобы выяснить, что там могло остаться.

Сридар вздохнул.

– Данных слишком много, мы не успели их систематизировать. Возможно, необходимая информация есть в массиве, но он слишком велик, чтобы найти ее за полдня.

– Идите, Раджагонапал. И найдите то, что нас интересует.

Машинист слегка поклонился, прикоснувшись лбом к сложенным вместе пальцам, и прошел к двери, осторожно ступая по устилающим пол коврам. Когда он взялся за ручку, чтобы открыть дверь, генерал окликнул его:

– У вас есть два-три дня, не больше.

И добавил после того, как машинист исчез, плотно закрыв за собой дверь:

– У нас у всех времени в обрез. А что начнется потом – сказать трудно.

Эпоха тритонов закончилась. По всему миру оставалось еще несколько тысяч придурков, ширяющихся синдином и играющих в робингудов сети. Только тритонов как эпохи, как национальной угрозы больше не существовало. Несмотря на то, что «троица Сорок Два» никуда не делась, а секрет синдина перестал быть секретом. Лал видел только одну причину этого несоответствия – исчез тот, кому было выгодно существование тритонов. Они просто стали не нужны. Как локомотив «суперсобаки» не может пригодиться там, где нет ни трассы с магнитной подушкой, ни электричества.

– Что говорят аналитики?

– Активность китайцев в регионе снизилась, на бывшем заводе «Фармы» следы свежего пожара, в сети «резонанс» не повторялся. Опять же – поднебесники никак не отреагировали на атаку их серверов нашими машинистами. Здесь и без аналитиков понятно, что вероятность того, что этот «пустотник» у китайцев, очень высокая.

– Сколько?

– Восемьдесят четыре процента. С десятыми.

Лал покачал головой.

– Значит, шестнадцать процентов на нашей стороне.

– Не совсем так, сагиб, – возразил Бхадури. – Три процента, что процессор в руках европейцев, и восемь – у корпораций. Оставшееся за то, что «пустотник» все еще не нашли. Аналитики исходили из предположения, что Индия процессором не владеет.

Генерал усмехнулся. Лал не ожидал подобной наивности от своего заместителя.

– Тогда можешь выбросить отчет аналитиков на помойку. И устройте выволочку аналитическому отделу: это, в конце концов, не мое дело – отбирать параметры и критерии.

– Конечно, генерал, – Дханпатрая явно смутился.

– Какие данные по той камере, что притащили наши «нефтяники» с завода «Фармы 1»?

Бхадури кивнул и повернулся к коммуникатору. На экране появилось изображение, разделенное на несколько кадров. Везде мелькал один и тот же молодой человек, индиец, почти голый, облаченный только в широкий пояс неяркого, вероятно застиранного, красного цвета. В руках он держал тонкий, похоже, что шелковый, цветастый платок. На лице парня застыла гримаса не то ужаса, не то отвращения. Или и того и другого вместе. Он несколько раз проходил в поле зрения камеры, и каждый раз выражение тревоги на его лице усиливалось. На последнем кадре он уже был одет в совершеннейшее рванье, а в правой руке держал что-то размером с кулак. Цветастый платок теперь болтался, заправленный в красный пояс, повязанный поверх одежды.

– Что у него в руке?

– Изображение не очень четкое, – весь экран занял увеличенный фрагмент исходного кадра. Кисть руки парня и два небольших, слегка поблескивающих свертка в ней. – Но, похоже, это «джьяду гумра», упакованный в целлофан, и еще один шелковый платок. В него тоже что-то завернуто. Насчет наркотика – именно в такой упаковке он и появляется у оптовых дилеров.

– Этот парень – наркоторговец?

Нет, маловероятно. Один пакетик – это не партия. Это скорее вор, стащивший плохо лежавший образец.

– Вряд ли, – подтвердил рассуждения генерала заместитель. – Он тхаг, а шелковый платок – это румаль.

– Поклонники Кали?

О тхагах генерал знал довольно много. И об их румалях тоже. Эти религиозные фанатики стояли костью в горле – правительство требовало скорейшего решения проблемы жестокого культа, поклонники которого под предлогом жертвоприношения богине устраивали кровавые игрища в северных штатах. На самом деле за всей этой возней, как всегда, крылись деньги. Огромные оборотные средства из теневой экономики, в последний год чуть ли не переплюнувшей оборот экономики официальной. Но сами тхаги вершили свое черное дело во имя богини искренне, в большинстве своем не получая за это ни гроша. Даже их предводители – джемадары – редко были в доле.

– Именно они. И еще один интересный факт: люди, обгоревшие трупы которых нашли на территории «Фармы» «нефтяники», по заключению экспертизы, умерли в результате удушения, а не вследствие пожара. Когда их поливали напалстером, они уже были мертвы. Возможно, не первый день.

В то, что процессор увели тхаги, генерал поверить не мог. Во что угодно, только не в это. Скорее всего, дело тут было в «джьяду гумра». И брикет с порошком – яркое тому подтверждение. И потом, на разрушенном заводе нашли остатки самодельной лаборатории, в которой, вероятно, и производили наркотик. Но никаких признаков процессора.

Машинисты еще утром передали генералу отчет с предварительными данными по сканированию сети зданий «Фармы». Того, что от нее осталось после землетрясений и пожаров. Следов загадочного «резонанса» на уцелевших носителях сети не обнаружено. Но где, в таком случае, этот треклятый процессор?!

Лал несколько раз плавно набрал полные легкие воздуха и сделал длинный выдох. Нужно успокоиться. Пока никто не применил этот «пустотник» в действии, пока нет никаких доказательств, что процессор у поднебесников. Одни предположения. Во всем.