Дмитрий Манасыпов - За нами – Россия!

Они говорили по-русски, с разными акцентами, с разным произношением простых слов. Национальность для них не играла никакой роли, главным было другое. Громко и с надрывом: один народ, один фюрер, один рейх. Хотя к народу-то они не относились. Они были другими, чужими, людьми второго сорта. А для своего народа, настоящего, большого и братского, они являлись теми, кем и были на самом деле – предателями. Но им было наплевать. Какое им дело до мыслей жидобольшевистских прихвостней? Они предавали, прикрываясь лозунгами о свободе от красного рабства и коммуняк-евреев. Зато здесь лучше, вкуснее и жирнее кормят, и сами они – сильные, позволяющие себе все, что угодно. Потому что в петлицах две серебристых руны, и они освобождают эту землю. От всех, включая детей.

– Дывись, камрад, яка гарна жидовка! У вас, москалей, такие бывают?

– М-м-м… эй, девка, а ну иди сюда!

Сара бежит по улице, чавкая подошвами разбитых солдатских сапог. Похудевшая, слабая, но все еще очень красивая. Сзади догоняют, хрипло дыша в спину. Удар по ногам, и черная липкая грязь летит прямо в лицо. Потом волосы ее, все еще роскошные, как у мамы, волосы, накручивает в кулаке сильная рука. Рывок, Сара кричит, трое хохочут, тащат в сторону ближайшего сарая. Двери хлопают, крик Сары становится выше, захлебывается. Потом кричит уже один из одетых в зеленоватую форму. Выстрелы, еще.

Она убила одного ударом мотыги, невесть кем забытой под пуками соломы. Вырвалась, в разодранной юбке и рубашке на груди. Сумела схватить черен, что увидела краем глаза, резко ударила, врубив тупое лезвие в горло дико смотревшему на нее тому самому Павлу, уже спустившему брюки. Автоматы его друзей ударили чуть позже.

Мама не плакала, просто долго стояла под проливным дождем, смотря в никуда. Отец, вернувшийся поздно ночью, не сказал ни слова, даже не подошел к ней. На следующий день, когда их снова погнали на работу, задушил полицая, неосторожно оказавшегося в стороне от своих. Взял винтовку и ушел через лес к гетто. Он, конечно, ошибся, поступая так. Нужно было выждать, наверное, нужно было выждать. Но можно как-то понять отца, чью дочь убили, когда она защищалась от насильников. И им, тем двум, родившимся на этой же земле, ничего не было. Ведь Сара была еврейкой, животным, рабом без прав. Отец вернулся в гетто за семьей.

Его убили при всех, оставив в живых после двух ранений в ноги, когда окружили в самом конце улицы. Вывели всех евреев, выстроив в кольцо. Здоровенный и краснорожий эсэсовец ударил один раз, хакнув по-мясницки, снеся голову топором. Маму и младших повесили за полчаса перед этим, в устрашение. Тела, брошенные в канаву, ночью утащили первые партизаны, закопав здесь, на поляне в кольце рябин. В самых предгорьях. В такую же осень, в сорок первом оказавшуюся дождливой, страшной и кровавой. Камень с высеченными именами кто-то из оставшихся чудом в живых поставил намного позже…

Давно поседевший мужчина, у которого кудри сгорели еще под Сталинградом, стоял на коленях и только вздрагивал спиной и плечами. За него плакало небо.

– Осторожно… – Юля придержала вырвавшегося вперед разведчика за рукав. – Куда лезешь?

– А я че? – бойцом оказался Пчелкин, чему Куминов, услышавший все это, не удивился. – Я ниче…

– Капитан, он у вас всегда такой? – Гречишина повернулась к Куминову, уставившись на него глазами, смотревшими через прорезь теплой, шерстяной маски.

– Бывает… Пчелкин!

– Да, командир… – боец тоскливо вздохнул. Тяжело было не заметить, что чекистка парню понравилась сразу. Вот и лез вперед, геройствуя и рисуясь.

– Еще раз сглупишь, что сделаю? – Куминов продемонстрировал ему кулак.

– Сокрушите, товарищ командир. – Пчелкин тоскливо вздохнул. Спорить с командиром было дело бесполезным.

– Нам куда? – Куминов повернулся к Юле.

– Вон видишь ельник? – Чекистка показала на хорошо заметную группу совсем невысоких зеленых деревцев, запорошенных снегом. – Там вход.

– Вот так, на виду? – Капитан немного удивился. Чего бы он точно не подумал, так это вот такого. Вход в секретный объект в елках… ну, надо же.

– Головой покрути, – хмыкнула девушка.

Капитан внял и покрутил. Дошло сразу, да и сложно было бы не понять. Таких ельников в округе хватало с избытком. Зеленые пятна густо усеивали неглубокую котловину, одну из многих в здешних местах. Когда-то перед войной, если судить по еле угадывающимся следам, здесь были песчаные карьеры. Часть техники, развалившейся и проржавевшей, еще была здесь.

От склона, четко выделяющегося на фоне ярко-голубого неба, отделились две фигурки в белом. Скользнули вниз, пригнувшись. Через несколько минут Воронков и Шабанов оказались рядом с остальной группой. На безмолвный вопрос капитана сержант отрицательно мотнул головой. Немцев в округе не было.

– Двинули. – Гречишина оттолкнулась от снега и быстро покатила в сторону цели. Разведчики, все так же аккуратно, след в след, двинулись за ней. Рисковать обнаружением следов отряда сейчас было бы глупостью. Пожалуй, самую сложную часть пути группа преодолела. На какой-то момент Куминов почувствовал, что можно расслабиться. Пусть и совсем на чуток, не больше. Оставив двух человек за спиной, они вышли точно к назначенному времени на точку, от которой предстояло двигаться под землей. Капитан надеялся на удачную поездку на неведомом составе. Не из лени, ни в коем случае.

Пробежать столько километров на лыжах, в постоянном и скоростном ритме – тяжело. Несмотря на весь свой опыт, капитан ощущал усталость, глубокую, сильную, от которой не избавишься парой часов сна. И если есть возможность двигаться вперед не ногами, то это только плюс. Он посмотрел на Сашу, уже подкатившую под высоко поднятые над землей лапы первых лесных красавиц. Девушка держалась молодцом даже и под самый конец нелегкого марафона. Языка на плечо не вываливала и рюкзак у нее забирать не приходилось. Сдавалось Куминову, что те самые свойства организмов его с товарищами, что дремали до поры до времени, у Венцлав были поактивнее, что ли. Во всяком случае, лыжная пробежка на любой тренировке, пусть и самой изнуряющей, вовсе не то же самое, что бешеный ход РДГ, скрывающейся от противника. Но как бы оно ни было, показала себя профессор просто молодцом.

Разведчики, что вкатились под глухой купол ельника первыми, уже сняли лыжи, рассыпавшись по его периметру. Командовать о выставлении охранения не пришлось, каждый давно и крепко знал свои обязанности. Шутяк с любимым «штурмгевером» распластался слева от центра ельника. Шабанов, вскинув винтовку, слился со снегом на севере. Эйхвальд и Сафин прикрывали оставшиеся стороны. Куминову, только расстегивающему крепления лыж, любо-дорого было смотреть на слаженно работающий механизм собственной группы.