Дмитрий Манасыпов - За нами – Россия!

– Понимаешь? – чекистка улыбнулась Куминову.

– Ага, – капитан скинул лямки рюкзака, которые уже успел нацепить на плечи, – личному составу отдыхать. Пчелкин, караулишь первым, через три часа Андрей сменит. Воронкову отоспаться и не вставать совсем.

– Эх, нелегка солдатская доля, ни тебе отдыха, ни тебе холи… – Герасим потянулся, уже успев растянуться на лавке у дальнего конца помещения и натянув подшлемник на глаза. – Понял, командир, понял. Пошутить нельзя?

Куминов вместо ответа показал снайперу кулак. Весельчак Пчелкин спорить не стал, захватил с собой стул, банку немецкой консервированной фасоли с сосисками и отправился на пост. То есть ближе к задраенному люку, где имелся в наличии стол и лампа типа «летучая мышь». Чуть позже послышался скрежет разрезаемой жестянки и довольное мурлыкание разведчика.

Венцлав удивленно приподняла брови, явно ни слова не поняв из лаконичного диалога капитана и чекистки. Куминов улыбнулся, понимая, что от объяснений не отделаться:

– Все просто. Здесь хорошая вентиляция и звукоизоляция, не говоря про невозможность попасть внутрь. Даже если немцы нас выследят и подтащат сюда саперные заряды, то вряд ли что получится. Завалы после взрыва разгребать будут долго, а мы уйдем. Так?

– Именно так, капитан. – Гречишина потянулась. – После того, что случилось ночью, наверняка сейчас район этот шерстят. Плюс подняли боеготовность повсюду, где только можно. В том числе и в Берлоге. Сунемся – попадем, а так… а так шанс есть. Гансы, конечно, педанты, но люди есть люди. В течение пары суток ничего не произойдет, и они расслабятся. Вот тут-то мы их, голубчиков, и вскроем. Прямо изнутри вскроем, под мягкое брюшко, где они нас меньше всего ждать будут.

– Великолепно… – Венцлав скривила губы. – Будем сидеть и ждать, пока нас обнаружат?

– Нет. Если начнут обнаруживать, то сразу уйдем. Пойду, объясню нашему героическому караульному, как пользоваться системой наблюдения за пакгаузом изнутри.

Гречишина встала и пошла в сторону выхода. Куминов подумал, посмотрел по сторонам и понял, что до жути хочет помыться и побриться. И наверняка здесь оно должно получиться, стоит только поискать. Но, как бы этого ни хотелось, было нельзя. Расслабляться, как пресловутые описанные Гречишиной немцы, не стоило. Все могло произойти, в том числе и могли их найти. Хоть ему и не хотелось думать о подобном варианте, но Куминов подобного предположения не отрицал и не убирал в сторону. Подумав, решил сходить и посмотреть, что такого Гречишина решила показать Пчелкину. Когда подходил, послышалось, что говорят они не о методах и способах визуального наблюдения. Явно не про это. Или, во всяком случае, Пчелкин не говорил, если судить по тихому шепоту и блестящим глазам, уставившимся в лицо необыкновенно молчаливой и серьезной Юли. Пришлось нарочно споткнуться о как нельзя вовремя оказавшееся в коридоре проржавевшее ведро, стоявшее рядом с совсем трухлявой шваброй. Ведро пусть и не громыхнуло, но Гречишина дернулась и с деловитым видом начала показывать Пчелкину что-то в щитке рядом со столом дежурного.

– Не помешаю? – капитан посмотрел на обоих. Гречишина даже не обернулась, а вот Пчелкин явно покраснел. – Что это?

– Оптическая система наблюдения, построенная по принципу сопряжения зеркал и линз. Устройство не капризное, простое в использовании и не выходящее из строя, если не захотеть. Надежно делали, на годы, с упором на разные обстоятельства. Стекла установлены армированные, выстрел в упор выдерживают. Запрятаны так, что не захочешь, так не найдешь. А если и захочешь, то искать устанешь. Посмотреть на наших новых четвероногих дружков хочешь?

Куминову посмотреть на творящееся в оставленном пакгаузе непотребство очень хотелось. Стоя здесь, возле самого входа, можно было слышать, как кто-то скребется по плитке чем-то острым. И капитан вполне обоснованно предполагал, что знает, кто это. Гречишина освободила ему место, Куминов наклонился к указанной чекисткой резиновой полумаске, в глубине которой поблескивало стекло. Присмотрелся, присвистнул.

Родственников или кем они там приходились первой твари, в помещении хватало. Вид открывался сверху, где капитан заметил небольшое помещение, к которому вела лестница. Скорее всего, что «чечевицы» линз вмонтированы в обрамление бетонной плиты и сваренных металлических балок, держащих на себе вес конторки. Сейчас внизу капитан сразу насчитал пятерых существ. А у входа скреблись не в две лапы, так что там точно находилось не меньше двух. Куминов прикинул про себя то, как пришлось бы с ними разбираться, и порадовался своему запасу везения, пусть и очень сократившемуся. Орава этих непонятных животных, численностью в семь голов, обладая настолько большой подвижностью и невосприимчивостью при попадании в корпус, мда. Стая сократила бы группу еще минимум на одного человека.

Палец чекистки постучал по маске, находящейся рядом. Куминов приник к ней и понял, что девушка хотела ему показать. Перед ним, как на ладони, виднелась большая часть станции. Все такая же, как и когда они въехали, без каких-то серьезных изменений. Если не считать изменениями мелькающие тут и там размазанные силуэты. Больше всего было собачьих, но быстро ретировавшихся перед другими, куда как более серьезными. Куминову даже показалось, что глаза заметили тех самых мохнатых страхолюдин, бежавших за составом ночью.

– Однако… – протянул капитан, отрываясь от открывшейся панорамы. – Про это нас и предупреждали, но вот так…

– Не то слово. – Гречишина воткнулась в перископную систему. – Надо же, никогда бы не думала увидеть вот так, и нате вам, приходи, кума, любоваться. Мерзко на душе от такого. Да, Герасим?

– Да. – Пчелкин сидел и крутил между пальцев нож. – А это ведь наша страна, как же такое возможно вообще?

Как такое возможно? Хотел бы Куминов ответить, но нечего было сказать. Вот так и возможно, с одним «но»: могло быть хуже. Здесь могла бы быть выжженная пустыня, и дальше, и за Уралом. А так, как есть, пусть уж лучше именно так. Все в их собственных руках, и страну они вернут. И выведут всю эту нечисть под корень, всему свое время. Не оставляла покоя лишь мысль о том, что все это разнообразие непонятного происхождения, мелькающее возле пакгауза, может быть кем угодно. В том числе и бывшими военнопленными или мирными жителями. С немцев станется проводить свои опыты именно на них, не расходовать же своих солдат или даже уголовников. Тех ведь тоже можно поставить под ружье. Бросить на Восточный фронт, чтобы там они выпускали всю свою агрессию и неутоленные желания. А военнопленных из концентрационных лагерей вперед, под ножи хирургов или что там применяют немецкие ученые?