Array Коллектив авторов - Ярость благородная. «Наши мертвые нас не оставят в беде» (сборник)

– Бежим, – сказал он. – Вместе.

Из-за танка хлестнула автоматная очередь, и Демин бросился вперед.

Он бежал так быстро, как еще не бегал никогда в жизни. Втянув голову в плечи, он скачками несся по улице, забыв и про автомат на шее и про друзей. Он знал только одно – надо двигаться. Лететь вперед, надеясь обогнать свистящую смерть и уповая на то, что его время еще не пришло.

Антипов мчался следом. Лейтенант слышал его гулкие шаги даже сквозь треск автоматов, и Семену казалось, что его преследует статуя с каменными ногами. От этого становилось еще страшней, и ужас гнал лейтенанта вперед, подхлестывая почище кнута. Шаги солдата звучали все глуше – он начал отставать. Семен приметил большое разбитое крыльцо, развороченное взрывом гранаты, и бросился к нему. Уже у самых ступенек, готовясь нырнуть за спасительные камни, он обернулся.

Антипов бежал следом – как кузнечик, прыжками, вскидывая негнущиеся ноги. Фрицы отставали, пытались стрелять на бегу, но никак не могли толком прицелиться.

– Сюда, – крикнул Демин. – Сюда давай!

Антипов прыгнул к крыльцу и вдруг споткнулся. Нырнул вперед головой, навалился на лейтенанта и ткнулся в плечо. Демин поддержал его и обмер, сколько раз он видел такое: споткнулся, упал… И не встал. Пуля в спину – вот обо что спотыкаются беглецы.

Семен обхватил солдата, затащил за крыльцо и прислонил спиной к холодным камням. Антипов заворочался, вскинул руки и попытался оттолкнуть лейтенанта.

– Живой, – булькнул он.

Демин заглянул ему в лицо, наткнулся на режущий взгляд черного глаза и лишь кивнул в ответ. Потом приподнялся и выглянул из-за крыльца. Фрицы, рассыпавшись по улице цепью, шли к убежищу. Их было десятка два – не меньше. Шли не торопясь, подбадривали друг друга криками и не переставали стрелять. Они охотились на самую ценную добычу – на человека – и увлеклись, не подумав о том, что дичь умеет огрызаться.

Семен скинул с плеча автомат и дал короткую очередь. Одна из серых фигурок сложилась пополам, осела на мостовую и замерла. Остальные прыснули в стороны и быстро попрятались за грудами битого кирпича и горелыми остовами машин. Лейтенант снова поднял автомат, и тотчас десяток пуль выбили из крыльца каменную крошку.

Антипов заворочался, ухватил Семена за рукав и притянул к себе.

– Погоди, – бросил Демин. – Я им…

– Иди.

– Сейчас, сейчас… – бормотал лейтенант, прислушиваясь к выстрелам.

Он пытался уловить паузу, чтобы высунуться и дать еще одну очередь по ненавистным серым фигуркам. Он не собирался отступать. Не сейчас…

От сильного толчка Демин потерял равновесие и сел на мостовую, растерянно хлопая глазами. Николай заворочался, поднялся на колени и снял с плеча карабин.

– Ты иди, – велел он. – Я тут. Мне недолго…

Не договорив, он вскинул карабин, высунулся из-за крыльца и выстрелил два раза. Лейтенант не сомневался – попал.

– Да иди же, – не оборачиваясь, бросил Антипов.

Семен ничего не ответил, он смотрел на спину солдата. Там, между лопаток, красовалось аккуратное отверстие от пули. Оно уже потемнело по краям, и лейтенант знал: сейчас струйка крови течет по спине, пропитывает одежду и вот-вот красным ручейком потянется наружу. Демину снова стало страшно. Антипов должен лежать на земле. Харкать кровью и умирать. Но солдат продолжал стрелять, словно не замечая пули в спине.

Лейтенант поднялся на ноги, привстал, выглянул из-за крыльца и спрятался: немцы наступали. Бежали вперед, стреляли, все ближе подбираясь к крыльцу. От перекрестка к ним бежала подмога – еще десятка три солдат. А за их спинами фырчал мотором броневик, пытаясь объехать сгоревший Т-IV.

Не обращая внимания на свистящие пули, Антипов встал и взмахнул рукой. Угол дома вздрогнул, как от взрыва, стена зашаталась, рассыпалась и выплеснула каменный язык из разбитых кирпичей аж до середины мостовой. Семен попятился, не понимая, откуда у Николая взялась противотанковая граната. Он понимал, что обычная «лимонка» или итальянская «ананаска» не развалят стену. Не было у них гранат, не было!

Антипов снова взмахнул рукой, и теперь зашаталась стена дома, стоявшего на другой стороне улицы. Не выдержала и она. Обрушилась на мостовую горным оползнем, засыпала улицу и заодно десяток немцев. Остальные прекратили стрельбу и попрятались.

– Ну, – сказал Антипов и обернулся.

На лейтенанта смотрел знакомый черный глаз. Смотрел зло, потому что не мог по-другому. Такой глаз не может смотреть по-доброму. Не умеет. И все же лейтенант замотал головой. Он не хотел уходить.

– Иди, – настаивал Антипов, и злой глаз говорил то же самое. – Мне недолго.

Лейтенант отступил на шаг, чувствуя, как чужой взгляд толкает его в грудь.

– Дочка, – напомнил Николай, и из перекошенного рта поползла темная струйка крови. – Три года. Жена. Лена.

Демин не выдержал: он затрясся, из глаз хлынули слезы, обожгли обветренные щеки. Он не мог остаться.

«Иди, – говорил злой глаз, – проваливай, пока цел. Катись, лейтеха, к нашим, может, еще увидишь Берлин».

– Дочка, – одними губами прошептал Антипов.

И Семен сдался. Он повернулся и бросился со всех ног прочь от черного взгляда, фрицев и от самого себя. Когда он добежал до угла, немцы снова начали стрелять. Семен вскрикнул и обернулся.

Антипов по-прежнему стоял у крыльца. Он даже не пригнулся, похоже, и не собирался прятаться. Под его ногами начала собираться лужица крови – такая яркая, красная, что казалась ненастоящей. Лейтенанту было видно, что она похожа на звезду. Только отсюда ему казалась перевернутой. Демин всхлипнул, вытер нос рукавом, погрозил кулаком немцам и крикнул:

– Коля! Мы тебе… Твоим… Коля, звезду, слышишь? Звезду!

Антипов, не оборачиваясь, махнул рукой. Тогда Семен повернулся и побежал дальше. Туда, где его ждали Комаров, Семенчук, Агарян… И дорога на Берлин.

Вечность была исполнена болью. Багровые сполохи шершавили натянутые нервы, водили по ним наждаком, играли на жилах, как на струнах. Темнота и боль – вот что скрывала вечность. И голоса… Шепот, несущийся со всех сторон, пронизывал насквозь всю сущность, дырявил то, что не тронула боль. Визг пилы, грызущей кость, добивал остальное.

Среди океана боли появился крохотный островок тепла – не больше булавочной головки. Робко подмигнув темноте, он начал расти, даря успокоение, прогоняя боль, страх, страдания. Стало так хорошо, что Николай понял: он есть. Он – существует. И летит сквозь темноту, раскинув руки, как крылья, летит вверх, прочь от вечности.

У него появилось тело. Вылепилось из багровой боли, вытянулось из тьмы, заставило почувствовать себя живым. Николай опустил голову и увидел, что на груди, прямо напротив сердца, сияет маленькая ослепительно белая звезда, похожая на орден. Это она дарила покой, это она тянула его вверх, помогая парить над темной бездной. Это она вытащила его из вечности, наполненной болью.