Array Коллектив авторов - Ярость благородная. «Наши мертвые нас не оставят в беде» (сборник)

В очередной раз оборачиваюсь: нет комэска. А, вот он, мчится к россыпи черных точек. Зачем? Они же не на наш аэродром идут!

Сначала я решил полететь за ним, но потом одумался. Какой смысл? От меня толку немного. Лучше я догоню наших и позову помощь. Может, и успеют. Они же гвардейцы! Фашист никуда не денется.

Только вот пока я их догоню, помогать уже будет некому. Ситуация складывалась безвыходная. Надо действовать, а я все думаю. Наверное, это и есть трусость. Но и погибать просто так не хочется. И самолет терять – тоже.

Почему же больше никто не оглянется? Почему никто не летит мне навстречу? Гвардейцы! Ну ладно на моего «ишачка» никто радиостанцию не поставил. Зачем она шуту? Но у комэска-то радио есть! Неужели пулями повредили?

Определенно с этим думаньем надо заканчивать!

Нет, это будет не солнце (оно-то как раз впереди), а пылающий «миг-3». И меня сделают виноватым.

Вот ведь вспомнилось не к добру! Товарищ Симонов мне руки не подаст. И водку со мной пить не станет. Ну и не надо! Я вообще непьющий. А Егорову скажу, что ничего не видел. Дескать, погнался за врагом и не догнал!

Эх, Игнатьев-Игнатьев… Фрица, говоришь, на блюдечке подносят? Да тут их целый поднос: бери – не хочу!

Вот если бы у меня был 185-й с тремя синхронными ШВАКами (масса секундного залпа три с половиной килограмма!) плюс восемь эрэсов под крыльями, я бы долго не размышлял: сразу бы сектор газа вперед, а ручку повел вправо и на себя!

Видимо, я серьезно размечтался, потому что тело решило действовать: руки непроизвольно дернулись, и мой «ишачок» пошел на боевой разворот. После такого давать задний ход было бы очевидной трусостью. Что бы подумал обо мне товарищ Симонов? Какой бы стих обо мне написал? А Игнатьев?

Мне ничего не осталось, как следовать за мечтой. Лучше уж так, чем задыхаться от страха и ненависти к себе. Помечтаем напоследок!

Не знаю, почему меня потянуло на высоту, ведь можно было развернуться виражом. Наверное, я уже впал в эйфорию: выше, выше и выше! Оригинальный способ заглушить страх. Но вместо страха я заглушил мотор. На пяти тысячах он стал терять мощность, потом закашлялся и заглох. Этого следовало ожидать, но мы же размечтались о благословенном самолете с тремя синхронными ШВАКами! Об истребителе, который на шести тысячах делает семьсот километров в час! Правильно говорил Егоров: «Летчик должен любить СВОЙ самолет». Вот «ишачок» и отомстил. Теперь пока разгонишь винт пикированием, пока заведется мотор, комэска уже в живых не будет. А мститель из меня никакой.

Страх куда-то исчез, но появилась горечь предательства и обманутых надежд. «Ишачок» устремился вниз. Я закрыл глаза. Когда тебя на земле за человека не считают, это еще ничего. Но когда небо вот так в наглую предает и обманывает, – это уже слишком. Что же ты заглох, «ишачок»? Где же вы, мои ШВАКи? Где вы, семьсот километров в час?!

Двигатель снова закашлялся, задрожал, его тряхнуло в раме так, что я чуть не вылетел из кресла, а в следующий миг в кабине раздался вой, и меня прижало к спинке.

Я открыл глаза: истребитель мчался к земле на форсажных оборотах. Мне осталось только потянуть ручку на себя и нырнуть в облака.

Выныриваю из облаков прямо на четверку «юнкерсов» и два «фокера» сопровождения. Угол атаки – как на заказ.

Две коротких очереди – и «фокеры» отправляются в пламенное пикирование. На «юнкерсы» пришлось потратить все эрэсы. Теперь и комэску можно помочь. Вон он все крутится с четырьмя «мессерами». Уже с тремя: один ко мне мчится. Добро пожаловать в лобовую! Открываю огонь со ста метров. «Мессер» заваливается на крыло. Из-под капота – пламя. Кажется, еще винт отлетел. Оставшаяся тройка у меня как на ладони. Один пытается сделать вираж. Короткая очередь – и у него взрывается двигатель. Второй идет на вертикаль, подставляясь под мои пушки. Снова короткая очередь – хвост отделяется – и «мессер», кувыркаясь, падает.

Остался последний. Уходит пикированием. Пусть. Бомбардировщики сбиты, истребители вышли из боя: можно возвращаться. Комэск держит курс на аэродром, а я снова исчезаю в облаках. Я хочу подольше удержаться в небе, пока сон не закончился.

Движок слабеет, вот он перестал тянуть, вот закашлялся и содрогнулся в раме. Я закрываю глаза. Я готов проснуться.

Встряска – и снова гудит мотор.

Я открываю глаза, выныриваю из облаков и пытаюсь догнать комэска…

О, вечер геройской славы! Приятные, чертовски приятные ощущения. Теперь отец может мною гордиться. Я заявил командиру полка о девяти сбитых самолетах. Комэск подтвердил. Кстати, у него действительно пулей пробило радиостанцию.

На следующий день нас вместе с комэском и комполка вызвали в штаб дивизии. Даже «эмку» прислали специально по наши души. К этому времени я уже знал, что Земля подтвердила все сбитые мной самолеты. Думал, награждать будут.

Но нет…

– Присаживайтесь, товарищи гвардейцы, – сказал генерал-майор Сысоев и пододвинул каждому из нас свеженький номер «Красной Звезды». – Непростая ситуация с вами получается.

Смотрю – на первой же странице заголовок:

«И-185: БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ, ИЛИ ДЕВЯТЬ САМОЛЕТОВ ЛЮФТВАФФЕ!»

Подпись: К. Симонов.

А генерал продолжает:

– Рядовой Стриженов, я очень подробно ознакомился с историей вашего вчерашнего полета, и все же кое-что мне бы хотелось уточнить. Вы на каком самолете летаете?

– На «и-шестнадцатом».

– То-то и оно. А про И-185 что-нибудь знаете?

– Я летал на нем несколько раз. Во сне.

– Замечательно! Все, больше вопросов не имею. Итак, товарищи гвардейцы, здравый смысл подсказывает, что или старший батальонный комиссар Симонов ошибся, или рядовой Стриженов по непонятным причинам вошел в преступный сговор с комэском, причем узнал даже то, что комэск знать не мог. Но это еще не все. Мы связались с 728-м гвардейским авиаполком в Старице. Именно там проходят испытания новые истребители Поликарпова. Вчера никаких вылетов на «сто восемьдесят пятых» не производилось. Но при этом у «образцового» в пушках осталось только пятая часть боекомплекта, а эрэсы вообще исчезли. Итак, здравый смысл подсказывает, что доблестные гвардейцы 728-го полка тоже врут. Вот вам объективные данные. Будем делать выводы? Да, кстати, чуть не забыл: еще нужно учесть, что рядовой Стриженов вернулся на аэродром с полным боекомплектом. Такая вот получается загадка. Есть что сказать?

Мы с комэском молчали, а комполка не выдержал: