Александр Афанасьев - Зло именем твоим

— Амер…

Майор, который о чем-то задумался, вернулся в этот мир.

— Говори, Торкам.

— Все машины готовы. Четыре из них выведены из строя настолько, что их пришлось подцепить к другим машинам.

— Но они дойдут?

— Я надеюсь, амер. Больше десяти километров в час давать не стоит, иначе будут неприятности. Надо успеть до заката.

— Тогда едем прямо сейчас. Ободри братьев, мы все сегодня сделали правильно.

— Благодаря вам, амер, мы побили разбойников, не потеряв ни одного человека.

— Благодаря вам всем, Торкам. Благодаря вам всем. Иди в хвостовую машину. Ты мне сегодня нужен там.

Мохаммад Омару Ахунзада, известный как мулла Мохаммад Омар — основатель и духовный лидер движения Талибан, родился в 1959 году в небольшой деревне Нодех около Кандагара в семье бедных крестьян. Отец Мохаммада умер рано, поэтому будущему правителю Афганистана пришлось уже в юности стать кормильцем в семье. Он стал деревенским муллой и открыл свое медресе. В семьдесят девятом году он вступил в ряды моджахедов и воевал против Советской армии, потом против войск правительства Афганистана, оставшегося до 1992 года со времен «ограниченного контингента» советских войск. В этой войне мулла Омар был четыре раза ранен и потерял правый глаз.

Неожиданный взлет движения муллы Омара начался именно с тех самых пор, когда была уничтожена банда Джемаля, освобождены заложники, а сам Джемаль повис на стволе танковой пушки. Произошедшее стало известно, более даже не по умыслу пакистанской разведки, просто люди, уставшие от безумия войны всех против всех, потянулись к мулле Омару, чтобы присоединиться к силе, несущей порядок. Тем более что сила эта была в чем-то справедлива и хорошо воспринималась жителями Афганистана. Привыкшие за время войны к немыслимой для цивилизованных стран жестокости и дикости, они с радостью восприняли новые порядки: смерть за убийства и разбой на дорогах, отрубание рук за воровство, забивание камнями до смерти жены, проявившей неверность. Все это было по законам шариата, источника права, понятного для правоверных афганцев, а правоверными в регионе были почти все, это был пуштунский край. Что же касается забивания женщин — то и тут афганские мужчины восприняли это с пониманием, потому что безбожный пуштунский режим освободил женщин, дал им невиданную волю и право перечить мужчине, а афганский мужчина не может считать себя мужчиной, если жена не считает его господином, первым после Аллаха. [35] Одними из последних защитников Саурской революции были женщины, они стояли насмерть, даже когда мужчины предавали и бежали со своих позиций. Потому что понимали — кроме этой власти никакая другая не даст им права быть человеком. И даже нынешняя власть, власть Карзая, ничего им не дала — Карзай, например, узаконил изнасилования и педофилию.

Немаловажную роль сыграл тот факт, что новообразованное движение не грабило и не убивало. Любая война — партизанская, повстанческая — ведется за счет населения, грабят его обе стороны, и победитель в этой войне всегда вынужден оставаться наедине с народной ненавистью. Талибы вели себя чрезвычайно корректно, все продовольствие им либо привозилось, либо они покупали его за деньги. Мулла Омар кое-что перенял от своих пакистанских друзей, он смог создать систему финансирования движения, а потом и государства, которая даже не слишком зависела от наркотиков. Производства в Афганистане почти не было, облагать налогами здесь было нечего — но была торговля. С самого начала мулла Омар ввел очень тяжелый налог на торговцев, такой, что стоимость товаров поднималась едва ли не втрое. Но этот налог был налогом на безопасность и стабильность, торговцы были вынуждены платить даже такой налог, только бы жить в какой-то понятной системе координат, знать, что их не ограбят и не убьют на дороге. Впоследствии мулле Омару удалось взять под контроль и значительно, на порядок, сократить выращивание опиума — за его культивирование полагалась смертная казнь для всей семьи.

Кандагар взяли быстро, практически без боя, все боеспособные части Хекматьяра были севернее, сражались с войсками Масуда и Достума, причем сражались довольно вяло. Сам Хекматьяр отнесся к появлению талибов на территории, которую он, безусловно, считал своей, довольно пассивно и позволил им развиваться и разрастаться. Недостатка в рекрутах у талибов не было, на тот момент это была единственная сила, к которой бойцы шли добровольно, лозунг «сражайтесь за Аллаха» нашел отклик в сердцах простых афганцев. К тому же — если другие жили грабежом, что ограбил, то и твое, — у талибов платили жалованье. Почти сразу же в движении появились опытные военные специалисты — в основном пуштуны из числа бывших людей Таная, который также благоволил новому движению, хотя и был в рядах армии Хекматьяра. Все это — организованность движения, изначальное наличие у него большого количества денег, появление в рядах движения военных специалистов, странное поведение прежде не терпевшего конкурентов, тем более в своем тылу, Хекматьяра, который фактически прикрыл движение и дал ему вызреть в большую армию, — делает смешной версию, что движение возникло случайно, по воле малограмотного деревенского муллы.

Скопив силы, после Кандагара пошли по соседним провинциям, захватывая их практически без боя, население встречало людей в черных чалмах с радостью, как избавителей от тирании местных князьков, вступало в его ряды. Как-то странно рассосалось воинство Хекматьяра, влившись в ряды Талибана, а сам Хекматьяр, живой и здоровый, уехал в Пакистан, чтобы заниматься бизнесом и наркоторговлей, он проявится вновь только в 2002 году, а потом, в девятом, американцы признают его «умеренным» [36] От признания Гульбеддина Хекматьяра умеренным автору хочется то ли смеяться, то ли плакать. Как справедливо заметил один американский военный аналитик — если этот умеренный, то какие же тогда неумеренные? и начнут с ним переговоры. Начался переход на сторону талибов мелких полевых командиров, бывших ранее сторонниками Масуда, Раббани и Достума, — они могли воевать против Хекматьяра, но не могли воевать против партии Аллаха, так называли себя талибы. Масуд, опытный военачальник и полевой командир, понял, к чему идет дело, и оставаться в Кабуле не захотел — он приказал оставить столицу и отходить на север. Там у него было неприступное логово — Пандшер, надежно взять который не удавалось и Советской армии, а его союзник Достум мог прикрыться Салангом, через который вел единственный тоннель. Кроме того — Масуд понимал и националистическую подоплеку движения Талибан: если по пуштунским территориям они шли как триумфаторы, то на севере жили национальные меньшинства Афганистана, которые пуштунов не пустят на свою землю в принципе, какими бы лозунгами те ни прикрывались. По некоторым данным, Масуд предлагал бывшему президенту Наджибулле уходить с ним, он так и жил все это время в миссии ООН, — но Наджибулла отказался. То ли не поверил Масуду, то ли по каким-то другим причинам, может быть, считал, что он, как пуштун, договорится с другими пуштунами.