Владимир Контровский - Горькая звезда

— Они нас не видят, князь, — раздался голос волхва.

Неправдоподобность происходящего была столь очевидной, что Щербицкий не то что испугаться — удивиться толком не смог. В поисках хоть какого-то объяснения на ум приходил разве что фильм «Иван Васильевич меняет профессию».

И ответил он скорее машинально:

— Никакой я не князь. Я первый секретарь ЦК Компартии Украины. У нас нет ни князей, ни царей. А вы кто?

— Не будь ты князем, — усмехнулся сидящий, — мы бы не смогли повстречаться. Течет, течет в тебе кровь Рюриковичей. Впрочем, не это важно.

— И как все это понимать? — спросил Щербицкий, решив пока не акцентироваться на странных словах босоногого старика и кивая на «электрический занавес» и на застывших за ним людей.

— Очень просто. Мы с тобой ненадолго отгорожены от твоего времени, — пояснил волхв. — После того как мы переговорим, ты возвратишься обратно — так, что никто ничего не заметит, да и сам ты позабудешь о нашей встрече.

— Зачем же тогда все это понадобилось?

— Ты должен выслушать меня и принять решение. Остальное — не важно.

— Какое еще решение?

Щербицкий почувствовал, как им овладевает раздражение. Если это какой-то дикий, нелепый розыгрыш, то организован он на уровне киностудии Довженко. Первый секретарь ЦК Компартии Украины двинулся в сторону стены, но его словно окутала вязкая жижа: он вроде бы и шевелился, но не мог сделать ни шагу.

— Послушай меня, — волхв поднялся со своего импровизированного сиденья. Он оказался сухопарым и очень высоким, на полголовы выше Щербицкого. — Просто послушай, а потом я постараюсь ответить на все твои вопросы.

Резанувшая сперва фамильярность незнакомца теперь, как ни странно, не возмущала, хотя Щербицкий давным-давно уже не мог позволить обращаться к себе на «ты» никому, кроме домашних (ну, и Леонида Ильича, разумеется). Однако сейчас это не имело значения — Щербицкий обладал острым, проницательным умом, умел смотреть на вещи незашоренным взглядом и понимал: все, что с ним сейчас происходит, находится за гранью привычной реальности и никоим образом не соответствует материализму марксистско-ленинской философии. «Впрочем, — подумал он, — любому, даже самому, казалось бы, невероятному явлению всегда можно найти объяснение».

— Говори, — кивнул Щербицкий, отметив про себя, что тоже перешел на «ты».

Речь волхва была странной. Он использовал множество незнакомых слов и выражений, но Щербицкий все отлично понимал, потому что в его мозгу вдруг объявился невидимый переводчик.

— Одиннадцать тысяч лет назад, когда обитатели здешних мест охотились на мамонтов и строили хижины из их костей, на Землю обрушился метеоритный дождь…

Хууммы шли вдоль реки. Они ступали тяжело и уверенно, попирая волосатыми колоннами ног мягкую землю и мерно покачивая изогнутыми бивнями. Могучие звери не боялись никого и ничего — кто осмелится встать на их пути? И все-таки вожак стада был настороже — окружающий мир сам по себе всегда таит опасность, таков суровый закон бытия.

Влажный ветер дул со стороны реки, не принося с собой пугающих запахов. Опасность угнездилась с другой стороны: за камнями длинной скалистой гряды, окаймлявшей речную пойму, прятались двуногие — люди, внимательно и жадно следившие за шествием мохнатых гигантов. Один-единственный хуумм — это много-много мяса, которого хватит на весь клан, это шкура, это бивни и масса других полезных вещей. Вот только как его добыть? Дубины, утяжеленные камнями, кремневые копья и стрелы с костяными наконечниками — все это для хууммов не более чем комариный укус, и на открытом месте охотнику-человеку нет спасения от разъяренной живой горы. И все-таки люди, имевшие самое сильное оружие Вселенной — разум, — научились брать эту заманчивую добычу.

Хууммы ходили по твердой почве, избегая коварных болотистых низин, которые в изобилии оставлял за собой отступавший к северу ледник, и люди с бесконечным терпением выслеживали тропы волосатых исполинов. Выслеживали, а потом копали на этих тропах глубокие ямы, маскируя их настилом из ветвей и устанавливая посередине ловушки — торчком — бревно, заостренный конец которого был обожжен на огне до каменной твердости. И терпеливо ждали, зная, что не завтра, так послезавтра, не послезавтра, так через несколько дней грузный зверь непременно попадет в хитрую западню. А иногда, когда ожидание это становилось слишком долгим, а голод уже хватал за горло, люди выходили на облаву и гнали шерстистых великанов к ловушке, пугая их шумом и главное — огнем, которого боялись все без исключения звери равнины. Но сегодня в такой облаве нужды не было: стадо хууммов неспешно шло туда, где давно уже ждала добычи обширная ловчая яма. А когда хуумм провалится в яму, он обречен: вылезти из нее зверь не сможет и рано или поздно умрет, напоровшись на бревно, вскрывшее ему брюхо, и забитый камнями, которые без устали будут метать в него мускулистые руки людей.

Охота обещала быть удачной, но старший охотник, Каменный Клык, прозванный так за то, что в отчаянной схватке он, сломав копье, перегрыз зубами горло матерому волку, был сумрачен. Каменный Клык, могучий воин с гривой густых черных волос, словно свитый из тугих жилистых мышц, стал вожаком клана не только за физическую силу и выносливость, но еще и за недюжинный ум и смекалку. И сейчас умение размышлять стало причиной его беспокойства.

Мир, простиравшийся вокруг от горизонта до горизонта, от реки до лесов и от степей до границы ледника, был хорошо знаком людям: они знали все его звуки и запахи, различали следы и жили с этим миром одной жизнью, выживая и погибая, становясь то добычей, то охотниками. Понятия этого мира были просты и незатейливы, и люди за сотни поколений усвоили их. Это помогало удержаться на тонкой грани между жизнью и смертью, и люди удерживались и постепенно расширяли узкую охотничью тропу до дороги, по которой пойдет будущее человечество, оплачивая каждый шаг в неведомое своими жизнями.

Неведомое начиналось за горизонтом, где никто из племени не был, и еще — прямо над головой, в небе, служившем обителью духов. И в небе этом в последнее время творилось недоброе: полыхал огонь, и ночами, раздирая небосвод огненными лентами, падали звезды, сотрясая испуганную твердь. Каменный Клык советовался с шаманом, но тот не сказал ничего определенного: он сам был в смятении, это не укрылось от опытного взгляда вождя. В другое время старший охотник приказал бы немедленно сниматься и уходить, переносить стойбище за реку, подальше от мертвых звезд, рушащихся на землю, но в дни звездопада охота была плохой. Звери бежали из этих мест, в стойбище иссяк запас мяса, и отправиться в путь на голодный желудок означало потерять по дороге множество — если не всех — женщин и детей. Клан мог остаться без будущего, без новых охотников и новых жен, чего Каменный Клык допустить не мог. И поэтому он скрепя сердце вывел всех мужчин на охоту — добыть хуумма означало спасти племя.