Игорь Михалков - Нибиру. Пробуждение

— Полковник Орлов руководит обороной станции. Я послан с донесением. В данный момент нахожусь в тридцати километрах от Питера. Дальше — связь не действует.

Пока кого еще организуют! Поднять какую-нибудь часть по тревоге, а идти своим ходом — долго. Лучший вариант — срочно послать на помощь летчиков. Чтобы проутюжили все окрестности АЭС, а тем временем на вертолетах перебросить десант. Морпехов ли, обычную пехоту…

Только насколько это реально — даже в лучшем случае? А время неумолимо уходит, и с каждым мгновением уменьшаются шансы.

— Тебе что? Двух уничтоженных станций мало? Третью захотели? — с каким-то отчаянием в голосе произнес дежурный.

Ни о каких уничтоженных станциях Ветров не слышал. Но никакого удивления новая информация не вызвала. Похоже, неведомые люди стоявшие за террористами, решили нанести одновременный удар по всем атомным объектам.

— Я доложу командующему. Оставайся на связи.

— Слушаюсь! В случае необходимости могу прибыть в Штаб в течение максимум часа.

До города минут пятнадцать, но вот дальше начнутся проблемы. Там уже не помчишься, словно никого вокруг нет. Да если еще мосты разведены…

— Пока жди на месте, старлей! — категорично объявил дежурный и отключился.

Интересно, имелись ли какие-то варианты, кроме личного доклада? Например, возвращение назад?

Ветров переживал, насколько можно предаваться чувствам, что вынужден был покинуть ребят в такой момент. И — прекрасно понимал — его одинокое возвращение ничем и никому не поможет. Один «винторез» с тремя магазинами — почти все равно, что явиться с парой камней. Толку в серьезном бою. Тут подкрепление требуется, и надо убедить начальство — никто не шутит. Вокруг АЭС действительно идет серьезный бой, и противником выступают отнюдь не пара десятков боевиков. Уж с таким количеством отряд бы справился.

— Дайте сигарету! — вновь подала голос Батурина. И добавила смиренным тоном: — Пожалуйста. Если не жалко.

— Чего тут жалеть? — Ветров отбросил за окно окурок, протянул женщине пачку. Себе взял тоже. Повернулся к Сохану. — Вам дать?

Дед потянул сигарету заскорузлыми пальцами, пояснил:

— Уже несколько лет, как бросил. Не по карману стали. Ядрить его! Все говорят, мол, о нашем здоровье пекутся. Верю, как же! О кармане своем! Чем меньше людей, тем им меньше проблем.

Закурил и почти сразу закашлял. Отвык, сразу видно.

Зато затем вдруг хлопнул себя ладонью по лбу:

— Забыл! Совсем из головы вылетело! Неподалеку от станции же хранилище отходов есть!

— И что с того? — не понял Роман.

— Разговор слышал. Давно, тогда значения не придал. Мало ли? Будто их вполне можно взорвать при некотором желании и времени. А вот как — не скажу. Понятия не имею.

Ветров тоже не знал. Лишь предполагал — дозу при этом схватишь такую, что жильцом уже не будешь. Но ген-измененные и без того явно — смертники. Какая разница — при взрыве, от пули, от радиации? Инстинкт самосохранения у них отсутствовал начисто. Раз уж все прочее удалось внушить…

На какой-то миг Роман припомнил видение в зале реактора. Маленькие фигурки алого и светло-розового цвета, черный куб… И понимание чего-то необычайно важного, разгадка тайны. Мысль промелькнула, не успев закрепиться в сознании. Ветров скрипнул зубами по сигаретному фильтру.

Знание о хранилище ничего не давало. Остаткам отряда Орлова едва хватало сил для удержания здания. По-любому без помощи — никуда…

Но небо в той стороне пока обычное, не подсвеченное вспышкой атомного взрыва, а там…

Телефон разродился бравурной мелодией «Встречного марша».

— Старший лейтенант Ветров!

— Вот что, старлей! Дуй срочно в штаб, — донесся голос дежурного. — Запоминай маршрут, чтобы перед мостами не стоять…

Роман прикинул, как все будет на практике. Вроде не слишком.

Эх, только время с ожиданием потеряли! И ведь не спросишь — принимаются ли меры? Субординация, чтоб ее!

В такое раннее утро над Петербургом исходит сладкими дымами хлебопекарен полусонная тишина. Все жители спят, наслаждаясь кратким перерывом между дневной суетой вчерашнего и нового дня. Кажется, у самой воды каналов, на крышах домов, над проспектами и в гривах каменных львов уютно свернулась комочком счастливая ленца. Разумеется, кое-кому приходится трудиться — в ночную смену, там, где она есть. В хлебопекарнях, в порту, в органах правопорядка, еще где. Но общественный транспорт еще не работает, частный стоит по дворам и стоянкам, на улицах безлюдно и пустынно. Лишь одинокое такси попадется как-то на каком-то перекрестке — и все. Даже дворники еще смотрят сны и в ближайший час, а то и два просыпаться не собираются.

Ветров остановил машину у Главного штаба. Как ни странно, по городу доехали почти без происшествий. Если не считать патрульную полицейскую машину, попытавшуюся было рвануть в погоню, но отставшую уже на второй улице.

Некоторое оживление было лишь у подъезда. В том смысле, что рядом с ним застыли несколько дорогих иномарок, в каждой из которых подремывал шофер. Понятно, сами владельцы, будь то полковники, генералы или чиновный люд, уже находились в здании: горели несколько окон — между прочим, едва не первые в городе, где был зажжен свет. Хотя небо уже бледно-голубое, и тьмы на нем нет и следа, в комнатах еще темновато. Наверное.

— Я пошел. — Ветров испытал секундное колебание.

Неудобно являться в штаб с оружием. И оставить «винторез» казалось невозможным. Позовут старика с пленницей — и что? Оставлять все в машине? А если угонит кто? Вместе со снайперской винтовкой и автоматом деда. Пусть оно и не записано на Романа, только отношение к стреляющим игрушкам у офицеров вбивается в голову еще в училище. Или по-современному — в институтах.

О том, что он пойдет один, решили еще по дороге. Вернее, это вытекало из самой логики службы. Старший лейтенант являлся единственным военнослужащим из троицы, соответственно, доклад все равно примут лишь от него. И если понадобится, позовут остальных. Для уточнения каких-либо деталей.

Винтовку он все-таки прихватил. И чтобы не оставлять в угнанном, по большому счету, «Опеле», и потому, что за показавшиеся бесконечными вечер и ночь остаться безоружным было хуже, чем неодетым.

После всех реформ последних лет штаб занимал лишь часть здания. Причем — не самую большую. Штабных работников оставили самый минимум, такой, что, собственно, они уже не могли эффектно выполнять свои функции, просто не успевали все отследить, составить планы, оформить их в приказы или хотя бы просто отдать распоряжения. Зато сколько помещений было продано официально — с аукциона, злые языки говорили — по блату. Место ведь прекрасное, самый центр. Негоже ему пустовать. Или быть занятым какими-то военными. Ходили разговоры, будто штаб вообще скоро переместят куда-то на окраину, но к лучшему ли, к худшему, они пока оставались разговорами.