Андрей Щупов - Приглашение в ад

— Только Фемистоклом, — боязливо поддакнула Елена.

— Запугал ты их, вот и все объяснение.

— Как пошло и банально! — Фемистокл ехидно кивнул в сторону Вадима, подмигнул Елене искрящимся глазом. — Чувствуется, что с осликами в детстве играл! Плюшевыми…

Теперь они сидели за столом уже вдвоем.

Фемистокл, накрытый замшевой тряпицей, успел задремать, Елену, у которой очень скоро стали слипаться глаза, убедили лечь в постель. Черная муха с назойливым жужжанием билась в стекло. Ей, по всей видимости, тоже хотелось спать, но как и гномы, она не желала успокаиваться при свете. Впрочем, в эту ночь зудящий ее полет не особенно раздражал. Бывают минуты, когда мечтается о тишине — чистой, без примесей, но человек — нестабильное существо, иногда ему нужен и фон — ненавязчивый, легкий, не дающий зацикливаться на самом себе, позволяющий хоть немного рассеиваться вниманием.

Собственно, переговорили уже обо всем. С любопытством Вадим осмотрел крупнокалиберный пэтчер приятеля, Артур в свою очередь повертел в руках карабин, доставшийся Вадиму от Пана.

— Ни разу не приходилось пулять из такого, — он приложил приклад к плечу, заглянул глазом в прицел. — Черт возьми, до чего поганая штука! Никакого умения не надо, — наводи и гробь…

Оба закурили. Аромат сигар — тех самых, что некогда Вадим «одолжил» у Лили, наполнил комнатку. Вадим смотрел на приятеля и некоторых черточек не узнавал. Что-то стряслось с Артуром. Что-то очень серьезное. И первым симптомом происшедших перемен была реакция друга на измену жены. У Вадима сложилось впечатление, что и не было между ними никаких сцен. Скорее всего, Артур просто выслушал, понял и простил. Но поступить ТАК тот прежний, знакомый Вадиму Артур, конечно же, не мог. Это сделал Артур нынешний — тот самый, что оставил за спиной Бункер, банду и Синее Болото — легенду и пугало лесного края, которое и «перемололо его, не оставив камня на камне». Обо всем этом, не очень связно, перескакивая с первого на второе, бывший одноклассник и поведал Вадиму. Что-то похожее на сказку Егора Панчугина, но более страшное и хаотичное. Вадим тоже спрашивал невпопад, следуя течению мыслей и внутренних, самовольно всплывающих образов: бронепоезд, осунувшееся лицо Лебедя, черные, вскипающие на болоте пузыри…

— Словом, все там то же самое, Вадя. И с ума сходят похожим образом, и болеют так же. Только тех, кто заболевает, тут же пускают в расход. Профилактика. А тела в особую шахту сбрасывают. Холодрыга там такая, что никаких миазмов.

— А ты уверен, что у вашего Вия осталась еще ракета?

— По крайней мере три недели назад была в наличии. Сам видел.

— Одна? Не больше?

— Скорее всего. Только это, Вадик, не утешает. Если те ракеты Вий пускал черт-те куда, — эту, наверняка, положит на Воскресенск.

— Почему так думаешь?

— Потому что он чокнутый. Это во-первых. А во-вторых, там нас уже треть осталась. И дисциплина ни к черту. Не сегодня-завтра все пойдет прахом. Вий хоть и не в себе, но понимает, что долго так тянуться не может. И последнюю боеголовку пускать в какой-нибудь загоризонтный Шанхай не станет. Далеко, а потому никакой радости. И до «Черной Химеры» ему нет никакого дела. Призраки — они и есть призраки. Чего ради тратить на них ядерный заряд?… Я полагаю, он все-таки высунет нос. На том же бронепоезде, к примеру. Даст программу на запуск и отправится смотреть. Воскресенск-то под боком, так что все произойдет буквально на его глазах.

— Мда… Значит, придется штурмовать ваше подземелье. Другого выхода не остается.

— Отчего же. Можно пропахать место расположения шахт бомбами.

— Легко сказать! Только откуда у нас бомбы? Ни бомб, ни танков, ни самолетов.

— А если попросить у Кита?

— Гмм… Можно, конечно, попробовать. Однажды он нам уже помог. Кто знает, вдруг снова откликнется. — Вадим искоса глянул на Артура, без всякого перехода спросил: — А ТАМ ты, стало быть, пролежал целую неделю?

— Выходит, так. — Артур потер слезящийся от дыма глаз. — Только одно существенное уточнение: это мы здесь с тобой высчитали, что неделю. А на Синем Болоте времени нет. То есть, значит, вообще нет. И когда очнулся, не заметил, чтобы что-то изменилось. Слева подсумок, справа пулемет, и даже вроде бы не похудел. Все осталось как прежде.

— Да нет, ты изменился.

— Не знаю, наверное… — Артур прищурился. — Должен был измениться. Потому что… Может, ты будешь смеяться, но мне показалось, это и впрямь похоже на чистилище. Этакая модель ада в миниатюре. Так сказать, проба пера.

— Ты серьезно?

— Куда уж серьезнее. Это ведь была не просто боль… — Артур нахмурился, подбирая нужное определение. — Понимаешь, какое-то особое состояние шока. Будто ты в прострации, но при этом чувствуешь невообразимо больше, чем в обычной жизни. Здесь оттенки цвета, а там оттенки боли. Сотни и тысячи разновидностей. И голоса. Я слышал их постоянно. В себе самом, где-то снаружи. И обо мне говорили, и о тебе с Еленой.

— Что говорили?

— А черт их знает. Сколько ни пытался потом вспомнить, так ничего и не вышло. Один только сумбур с именами.

Вадим озабоченно поскреб плечо — скорее по старой привычке. К ранам ведь тоже привыкают. Как к любимым кепкам и притершимся кедам.

— А может, все проще, Артур? Я вот слышал, куриц, когда они перестают нестись, в сарай темный сажают. Без воды, без корма — и на трое суток. А потом выпускают. Так они, бедные, перо теряют от ужаса, сипят, на землю валятся. Зато после — покрываются цыплячьим пухом и начинают нестись пуще прежнего. Получается что-то вроде омолаживания.

Артур кивнул.

— Красивый пример, вдохновляющий. Только куриц сажает в сарай человек, а меня кто посадил?

— В том-то вся и штука. — Вадим крякнул. Затушив окурок, потянулся к стакану с чаем. — Мы уже толковали с Борисом о всех этих чудесах. По его словам, какой-то кавардак получается. Больно уж много всего. Ветряки, змеи, аллигаторы на двух ногах, это твое Синее Болото… Кстати, ты уверен, что свищи разумны?

— Люди считают, что да. Честно сказать, и мне так показалось.

— Совсем замечательно!

— Еще бы! Но меня, к примеру, куда больше поражает ваш Фемистокл. Откуда они вообще берутся?

— Как откуда? Обычные мутагомы.

— Это я уже слышал. И про родильные дома слышал. Но при чем здесь Фемистокл?

Вадим подумал, что все его объяснения покажутся нелепыми и неубедительными. Одно дело, когда рассказывает Борис, и совсем другое — он. Младенцы, трансформировавшиеся в безногих гномов? Замечательно! Да еще с кипой знаний впридачу? Чушь!.. А ведь иных объяснений нет. Значит, надо принимать эти. Или не принимать вовсе.

Он отхлебнул из стакана и поморщился. Чай успел остыть.

— Попробуй расспросить Борю Воздвиженова. Он у нас в этих делах дока. Хотя, если честно, тоже, по-моему, ничего не понимает. Ты хоть помнишь Бориса?