Александр Сухов - Пламенный Путь

– В Калифорнии хорошо, – вновь проявил эрудицию бывший энтомолог, – там лето круглый год, апельсины растут, бабочки всякие, паучки…

– Ну вот и отлично, – мгновенно сориентировалась Варвара, – кажинный день ребенку витамины будешь давать. Мы-то этих апельсинов и прочих фруктов раз в год видим.

– … и океан там Тихий, – продолжал бормотать себе под нос мужчина.

– Что Тихий, это здорово, – одобрила Варвара, – хужее, когда Ледовитый али еще какой другой северный. – Затем, покачав головой, уважительно посмотрела на дочь, мол, не ожидала от эдакой дурищи столь мудрого поступка. – И где ж ты свово американца захомутала?

– Джон дипломат, какой-то там атташе в американском посольстве, а в Новосибирске в командировке, чой-то изучает, грит, социологией занимается или чем-то там еще.

– А вдруг, доча, он шпион? – мать со страхом уставилась на Людмилу. – Сколь себя помню, а иностранцев в наш город не очень-то и пускают.

– Да брось, мама! – беззаботно махнула ладошкой дочь. – Перестройка на дворе, а ты заладила: «шпион». А по мне хотя бы и шпион, лишь бы увез отсюда куда подальше. Надоело среди быдла неотесанного. Красивой жизни хочу.

– Ну что ж, – радостно заулыбалась Варвара, – выходи замуж, доча, увезет он тебя в свою Америку, и тебе с дитем хорошо, и мне послабление: на старости лет не тащить вас двоих.

На что Людмила потупила очи и со смущением в голосе проговорила:

– Понимаешь, мама, Джон очень религиозный человек и не поймет, если я скажу ему, что у меня есть нагулянный ребенок. То есть, если бы Аристарх был рожден в законном браке, проблемы бы не было, а так, если он что-то узнает, тут же откажется жениться, несмотря на всю свою горячую любовь ко мне. Короче, мамочка, мой будущий супруг не должен ничего заподозрить. Поэтому мой сын и твой внук останется здесь, а уж я из Америки о вас непременно позабочусь: деньги буду высылать, вещи и все, что вашей душе будет угодно. А со временем повинюсь перед мужем и тебя с мальчиком заберу в Калифорнию, а если Варфоломей Дмитриевич захочет, так и его с собой прихватим. А чего? Оформите с ним законный брак и айда в Америку к дочери с зятем! Ох и заживем мы тогда все вместе, на берегу Тихого океана, среди апельсиновых кущ и бабочек!

Смысл слов дочери не сразу дошел до сознания Варвары Павловны. Какое-то время женщина переваривала услышанное, а когда наконец переварила, возмущению ее не было предела:

– Ну ты и тварь, Людка! Сука! Гадюка подколодная! Гля, Митрич, какую стерву уродила да выпестовала. Теперича, значить, она с милым дружком в Америку, а дитя на мою шею посадить. Хочет, чтобы я тут сдохла! Так, доченька?.. Не, не дождесся, шалава похотливая! Она, значить, со своим хахалем там в Америках красивой жизнью заживут, а бабке в говне по уши ходи!

– Но, мама, я же сказала, что буду присылать вам деньги и всякие вещи, – Людмила попыталась утихомирить не на шутку разбушевавшуюся мать. – И вообще, через пару годков заберу вас к себе…

Неожиданно женщина успокоилась, потянулась к бутылке, накатила с четверть стакана и махнула залпом. Затем с ехидной ухмылкой посмотрела на дочь.

– Короче, Людочка, коль замуж собралась, либо забирай мальца с собой, либо… сдай его в приют, а на меня не надейся. Нету у меня ни силов, ни желания с им заниматься. У мамы, может быть, личная жизнь только начинается. С Митричем за зиму на таре подзаработаем, а летом в Крым махнем. Глядишь, хоть перед смертушкой на море взгляну. Я ведь, родимая, почитай всю жизнь горбатила, сначала на твово отца-алкаша, потом на тебя. Теперь хочу хоть немного для себя пожить. Правильно, Митрич?

Энтомолог устремил осоловелый взгляд куда-то мимо соседки и пробормотал что-то маловразумительное:

– Майн либер фрау Варвара, метхен Людмила, же ву при пардон… ке дьябль… – Выдав означенную тираду, он набрал полные легкие воздуха и громко запел: – Америка, Америка, Год шед хиз грейс он фи… – Вполне вероятно, Элвис Пресли в этот момент перевернулся в гробу, настолько неблагозвучным было исполнение популярной песни. Но вскоре пожилой профессор выдохся, не допев до конца фразу о янтарных волнах на колосящихся полях великой Америки, уронил голову на грудь и уставился тупо на кончики носков своих калош.

– Вот видишь, доченька, как жена умерла, совсем человек голову потерял, – Варвара Павловна с любовью и нежностью посмотрела на основательно окосевшего Митрича. – Хороший мужик, как сюда переехали, все сохла по ем, даже при живой-то супружнице соблазнить пыталась. А теперь нешто упущу свое щастье? Пойми меня правильно, дочка, у меня, может быть, жизь токо начинается, а ты мне дитя сбагрить хошь. Нет уж, родимая, завтрева же отнесешь его в приют, а мы тут с Митричем будем навещать ево, подарки от тебя таскать. А Господь даст, мальца в какую приличную семью возьмут – все луче, чем по приютам да детским домам.

Людмила ничего не ответила, лишь надулась, крепко обидевшись на мать. А на следующее утро отнесла сына в ближайший сиротский приют и подписала все необходимые бумаги, подтверждающие ее отказ от родительских прав. Через неделю комфортабельный аэробус уносил непутевую мать и ее законного супруга прочь из СССР в далекую волшебную страну под названием Америка.

Варвара Павловна и Варфоломей Дмитриевич так и не совершили задуманного путешествия к морю. Примерно через месяц после отбытия дочери, холодной и темной январской ночью, парочка возвращалась с бутылочного промысла в изрядном подпитии, да так и не дошла до дому. Оба замерзли, бедолаги, в десяти шагах от своего подъезда. Их похоронили за казенный счет на городском кладбище в соседних могилках.

Жестокосердная Людмила восприняла весть о смерти матери равнодушно и на похороны явиться не соизволила.

Истинное положение вещей от мальчика утаили во избежание психологической травмы. Когда он подрос, ему сообщили, что его подбросили к дверям приюта в коробке из-под цветного телевизора «Горизонт-Ц240». Последним обстоятельством Аристарх какое-то время особенно гордился, даже марку телевизора запомнил на всю жизнь.

– Аристарх, а ты какую маму себе хочешь? – большеглазая девочка восьми лет с двумя косичками в разные стороны серьезно посмотрела на сидящего рядом с ней на подоконнике десятилетнего мальчика.

– Маленькая ты еще, Дашка, и не понимаешь многого, – печально улыбнулся Аристарх. – Никому-то мы с тобой не нужны. Отсюда, если до пяти лет не забрали, потом вообще не возьмут, и надеяться нам не на что.

– Не, я не о том, – забавно округлила глазки девочка. – Я-то понимаю, что берут только малышей. Я тебя просто спрашиваю, какую маму ты хотел бы иметь, чисто ги-по-те-тически? – Одолев заковыристое слово, явно подхваченное от кого-то из преподавателей, Дарья напыжилась от гордости, от чего ее и без того забавная мордашка стала еще забавнее.