Григорий Дондин - Банзай, земляне!

Динамический туннель между тем сделался заметно шире, и в нем стали попадаться некие призрачные сущности, оранжевые с блестками, как и весь прочий мир. Казалось, они взирают на проносящегося мимо них странника с гневным презрением, как на нарушителя священной границы, топчущего грязными сапожищами землю чистоты и благодати. Он отвечал на эти взгляды злорадными ухмылками и вызывающе непристойными жестами. Поступать таким образом было особенно приятно от осознания того, что подобное поведение было для него естественным. Он по кусочкам вспоминал самого себя.

Постепенно на первое место вышла мысль о том, что Он – это он. Мужчина. Далее последовала цепь размытых эротических образов, которые при всей своей неясности вызвали немедленное возбуждение. Где-то между началом приятных фантазий и возникновением эрекции прервался его полет по динамической трубе, хотя Он заметил остановку далеко не сразу. Только что вроде бы летел с бешеной скоростью, а теперь висит неподвижно.

Прямо перед ним из пыли оформилась некая фигура, в которой угадывались голова, плечи, руки. Она возникла совсем рядом, а еще через секунду Он сообразил, что эта фигура в буквальном смысле сидит на нем. Ее контуры вычерчивались все явственнее. Уже стало понятно, что Она – это именно она. Противоположный пол, о котором Он смутно, но бурно фантазировал минутой раньше. Она сидела верхом и совершала всем телом плавные ритмичные движения. Это было охренеть как приятно! Он зажмурился, а когда открыл глаза, облака оранжевой пыли заметно поредели. Теперь Он мог сориентироваться в обстановке, да и вообще в пространстве.

У нее была светло-коричневая кожа, острые рожки, огромные, вполлица глаза и маленькая грудь. Поскольку Он еще довольно мало знал о себе и о мире, единственными доступными мерилами красоты выступали гармония и пропорциональность. Оценив восседающую на нем фигуру по этим критериям, Он признал ее весьма привлекательной. Захотелось узнать, как выглядит Он сам, но, кроме огромных глазищ напротив, никакого иного зеркала не было, а в них отражались только желание и удовольствие.

Положение, в котором Он находился, показалось ему очень любопытным. Ложем служила упругая спина какого-то могучего зверя. Он не мог увидеть животное целиком, но чувствовал под собой гладкую кожу и налитые силой тугие мышцы. Он полулежал на звере, упираясь затылком в крепкую холку. Получалось, что Она ехала верхом сразу на обоих, а Он был для нее вроде седла. Зверь плавно раскачивался при ходьбе и тем самым задавал общий ритм движений.

Он с опозданием вспомнил, что у него есть руки, которыми тут же с удовольствием и воспользовался. Грубо погладил Ее по бокам и бедрам, таким упругим, отзывчивым и чуточку влажным от честного любовного пота. Она улыбнулась, глядя на него сверху вниз. Легонько закусила губу. Провела коготками по его ребрам. Застонала негромко, но искренне.

– Шикарно едем! – согласился Он. – Знать бы еще куда?

Вокруг была равнина, при взгляде на которую всплыло сравнение «гладкая, как сковорода». Кажется, так об этом месте отозвался кто-то очень хорошо знакомый. Почти родной. Он не помнил, кто именно, но сравнение было справедливым. Он бывал на этой равнине прежде и вроде бы с кем-то дрался. Подробностей вспомнить не удалось, но местность внушала некоторое опасение. Здесь часто проливалась кровь. От этих мыслей секс стал еще увлекательнее. Пару секунд Он раздумывал, не спросить ли у наездницы, как Ее зовут, но в итоге категорически отмел эту идею. Спрашивать у дамы имя в самый момент соития – это не по-джентльменски. Потом хотел было поинтересоваться, как зовут Его, но тоже не решился. Плюнул на имена и приказал себе сконцентрироваться на главном.

На какое-то время Ему и верно удалось полностью сосредоточиться на своей рогатенькой подруге, на Ее жадно поблескивающих глазищах, на блуждающей улыбке, на крепком, ни на миг не останавливающемся теле, на гладкой коже, на влажной неге внутри нее. Потом концентрация ослабела. Он удивился, до чего удобным ложем оказалась спина неведомого зверя. Будто ее нарочно сконструировали для таких романтических прогулок. От зверя мысли перешли к вопросам направления и цели путешествия. Он вновь начал озираться. Украдкой, поскольку отчетливо вспомнил одну историю.

Тогда всё происходило примерно так же, только без экзотики. У девицы не было рогов, и барахтались они в обычной постели. Она прыгала на Нем, сидя спиной к Нему. Он видел ее распущенные черные волосы, задницу и розовые пятки. Ему было скучновато. С этой черновлаской Он трахался скорее от безделья, чем от какой-то особенной страсти. Утомившись видом ее извивающейся спины, Он взял с прикроватной тумбочки журнал «Оружие и амуниция». Обернувшись через какое-то время, черновласка обнаружила своего любовника погруженным в статью о многоцелевых ножах космодесанта. Очень это ее обидело.

Рогатенькую Он обижать не хотел. Она вызывала у Него куда больший интерес и азарт, нежели черновласка. Девочка-загадка из тех, что заслуживают полного твоего внимания. Если бы они познакомились не так стремительно и при более ординарных обстоятельствах, между ними вполне могла бы проскочить та самая пресловутая искра. Так что по сторонам Он глазел урывками, как бы невзначай. Они были не единственными пилигримами страсти на этой равнине. Он различил в отдалении еще несколько пар, путешествующих точно таким же манером на хищного вида зверюгах. Стало понятно, что здесь эта забава в порядке вещей, но ясности данный факт в ситуацию не привнес. Больше ничего любопытного рассмотреть не удалось. Он закрыл глаза и повторно велел себе сконцентрироваться на приятных ощущениях.

Финиш в неторопливом марафоне вышел до того бурным, что у Него уши заложило от скакнувшего давления. И зверь почти сразу остановился, будто почуял, что ритм его шагов уже никому не нужен. Отдышавшись, Он открыл глаза. Она всё еще сидела на Нем. Улыбалась, глядя Ему в лицо. Улыбка отчего-то казалась грустной и слегка растерянной. Так улыбаются на вокзалах, если не верят в новую встречу.

– Приехали, – сообразил Он, не испытывая по этому поводу ни малейшего воодушевления.

Место, где они оказались, настораживало. Перед ними высился блестящий хрустальный купол, по периметру которого частоколом стояли черные многогранные колонны. Промежутки между ними составляли не более метра, и в каждом из них находился мужчина, зафиксированный в вертикальном положении. Именно мужчина, поскольку все мужское было на виду. Рогатый, большеглазый, серокожий. Жизнь в них еще теплилась, но была она растительной. Если кто-то и сохранил сознание, то оно не воспринимало ничего, кроме страданий. С левой половины тела каждого мужчины была полностью удалена кожа. Четкие, идеально ровные линии разрезов проходили от макушки до паха. При этом правая часть тела оставалась совершенно нетронутой. Лишь местами на коже темнели подсохшие брызги крови. Прислушавшись, можно было различить натужное хриплое дыхание. Лишенные век огромные левые глаза дергались и непрестанно вращались. Правые у большинства были закрыты. Обнаженные артерии судорожно перекачивали кровь. По иссыхающим на воздухе мышцам то и дело пробегали судороги. Открытые глазу внутренности медленно неритмично сокращались. Электроды, подключенные к крупным нервным узлам, соединялись с черными колоннами.