Артем Рыбаков - Зона Тьмы. 1000 рентген в час

Деревенские на нас даже обиды не затаили, поскольку наехали на нас самые что ни на есть отмороженные из местных. Ну и дипломатические таланты бати моего помогли. И получилось в результате так, что нашими стараниями целых четыре деревни полупустые заселились, их в конце прошлого века много в нашей местности образовалось — все тогда в города переезжали. Потом и за дачи заброшенные принялись. Тут помогли контакты с вояками из ЦБП [25] Центр боевого применения. вертолётов, что в Торжке располагался. Правда, матерям нашим с Янеком отцов потом два дня молоком отпаивать пришлось. Дипломатия по-русски — очень штука для здоровья вредная!

Четыре первых года вообще кошмарными были: то морозы под сорок и снег почти круглый год, потом волки расплодились, потом болезни всякие. Мор не мор, но и больниц-то не осталось практически. По Твери амеры жахнули, а в Торжке и при мирной жизни с медициной не очень было. И снабжения никакого… Трудно было.

Но справились, хоть и народу перемёрло — вспоминать больно! А вот банды всякие никогда не переводились. Первое время «беженцы», что понаглее и звероватее, буйствовали. У тех принцип один был: «Сдохни ты сегодня, а я — завтра!» Наши с такими не церемонились — как сейчас помню, на границах «нашей» территории даже виселицы стояли. И не пустые. На границе же были вывешены следующие объявления:

«Вы въехали на территорию Савинской общины русских людей.

Если ты хороший человек — проходи без страха.

Если ищешь укрытия и помощи — тоже проходи.

А если за наживой — посмотри направо!»

А там — виселица и плакат под нею: «Эта тварь — не человек!»

Году к семнадцатому уже более организованные банды появились. Те уже набеги тщательно планировали. Как татары какие. Прилетят, постреляют, схватят, что ближе лежит, и ноги в руки. С такими войну по всем правилам вели: с засадами, рейдами и планированием. Как раз тогда Следопыты окончательно в Братство собрались. И беженцы туда пошли, и деревенские. Причём и разделение по задачам появилось — всё как у людей: группа разведки и маркировки, аналитическая группа, «добытчики» и группа прикрытия. Здесь, в четырёхугольнике Торжок — Кувшиново — Ржев — Старица деревни практически сплошняком идут, и народу хватало, но места не самые урожайные, чего уж говорить… Потому и решили на сходе выделить людей для защиты. Ну и нападения, куда же без этого? Штаб Следопытов тогда в Берново был, «под патронажем великого русского негра», [26] БЕРНОВО, село, центр одноимённого сельского поселения Старицкого района Тверской области, в 25 км к северо-западу от Старицы, на берегу реки Тьмы. 701 житель. Основная достопримечательность села — усадьба дворянского рода Вульфов, регулярный и пейзажный парки, родовое кладбище. В помещении усадьбы с 1971 года XX века работает музей А. С. Пушкина, который неоднократно посещал усадьбу. В имении Вульфов воспитывалась в детстве Анна Керн. У здания музея открыт памятник поэту. На холме «Парнас», у омута, в парке у пруда установлены мемориальные доски. Берново входит в «Пушкинское кольцо Верхневолжья». как отец шутил.

Так что, по идее, у меня здесь, в округе, всё схвачено, и наглость псевдо-Дуба мне совершенно непонятна. И если наша община не может сравниться размерами с той же Югороссией, «вологодскими» или «посадскими», но тем не менее от Рыбинска до Воронежа я крупнее объединений не знаю. А мы хоть и демократия военная, но соседей наглых у нас нет, наоборот, если бы мы как могли северянам не помогали, чухна со скандинавами их бы съела ещё десять лет назад. Отец, правда, говорил, что мы «химера социальная, но, как и всякое чудище, живучие». Ладно, вельтполитиком голову мучить будем, когда «вторые девяносто» спасём. И неважно, что супостатов оказалось просто неприлично много, и у нас «кулёчек какашек» в запасе есть.

Я вытащил из кармана и включил рацию:

— Мелкий дятел вызывает дупло. Или кого-нибудь из первой или второй кладки.

«Кладками» в нашей системе называли как «поколения» Следопытов, так и уровни ответственности. Отец мой на жаргоне прозывался Папа-Дятел, как и четверо других основателей «ордена». Я же, хоть и относился к первой, самой старой «кладке», до больших чинов не дорос, предпочитая жизнь «свободного охотника» и «вольного стрелка». Остальные «первокладочники», из тех, кто в живых остался, занимали должности от начальника штаба Следопытов до командира региональной «стаи». Фраза, начинающаяся со слов про «мелкого дятла», означает, что я сейчас на оперативном мероприятии, иначе я бы представился прозвищем.

— … Саламандр на связи, — с трудом пробившись сквозь помехи, отозвался незнакомый мне Следопыт. — Есть контакт с Трухлявым, могу транслировать.

— Понял тебя, Саламандр! — Витьку Зимакова по прозвищу Трухлявый, командира одной из групп Старицкого «гнезда», я знал хорошо. — Передай ему, что Занозу зажали чужаки там, где «федералка» в реку упирается. У «ТээНКа» (это ориентир такой, по странной прихоти, синяя с белым вывеска разрушенной бензозаправки до сих пор торчала над деревьями, хотя от самого здания станции остались только обломки). Чужаков пять десятков. На грузовиках и с большими дубинками. Косили под людей Дуба. Как понял меня, Саламандр?

— У «тээнка», пять-ноль пришлых, с БэДэ, на моторах и заявились от Дуба?

— Всё так, только передай, что это не Дуб, а ширма. Все — не лохи! Конец связи.

— Понял. Береги батареи, брат! — попрощался традиционным следопытским пожеланием мой корреспондент, а это значит, что он либо хорошо знает традиции, либо не моложе шестой «кладки». Объясню, пожалуй. Всего у Следопытов на настоящий момент было одиннадцать «кладок». Раз в два года молодняк в свои ряды принимаем. По здравом размышлении решили, что лучше к кандидатам тщательнее присматриваться, нежели потом людей выгонять. Батареи и источники питания снова начали выпускать лет десять или одиннадцать назад. По крайней мере, тогда стали к нам привозить не самопальные. А старые, «до Тьмы», запасы иссякли году на шестом после Катаклизма, вот и получается вилка из тех, кому пришлось по краям нашим скакать с портативными генераторами за спиной, из старого велосипеда порой сделанными.

— Заноза, здесь Гедеван! — громко, отчётливо и совершенно неожиданно раздалось в наушнике. — Мы тут втроём в Борках отдыхаем, боюсь, быстро подскочить не получится…

— И не надо, не справитесь. — Валеру Терёшина со смешным прозвищем Гедеван я знал много лет. Сын преподавателя питерской консерватории, чью семью мы пригрели вскоре после наступления Тьмы, скрипач, поэт и бабник. И при этом — один из лучших наших аналитиков. Да, он мог бы сильно помочь, если бы не кривой расклад. Ребята километрах в десяти-двенадцати на посту у паромной переправы. Скорее всего, встречают кого-нибудь или провожают, что совершенно не существенно. Но их всего трое. Да и редко Гедеван в последнее время выезжает «в поле», всё-таки его задача — головой думать, а по кустам скакать — это ко мне. К тому же он старше меня лет на пять, а в «сороковник» нагрузки иной экспедиции могут запредельными оказаться. Прозвище своё, кстати, получил, когда немногочисленные тогда молодые, «свежевылупившиеся», Следопыты посмотрели «Кин-дза-дзу», [27] «Кин-дза-дза!» — культовый двухсерийный художественный фильм, снятый на киностудии «Мосфильм» (вышел на экран 1 декабря 1986 года) по мотивам неопубликованной повести Резо Габриадзе и Георгия Данелии, которая стала сценарием этого фильма. Фильм был весьма популярным и оказал сильное влияние на современную русскоязычную культуру, для части молодёжи стал культовым. Вымышленные слова из фильма, например «гравицаппа», «КЦ», «пепелац» или «чатл», вошли в разговорный язык, а многие цитаты из фильма стали широко употребляемыми устойчивыми выражениями. и кто-то, сейчас уже не помню, кто именно, позвал Валеру, самозабвенно игравшего во дворе на скрипке: «Эй, Гедеван Александрович, кончай пилить — обедать пора».