Артем Рыбаков - Зона Тьмы. 1000 рентген в час

— Дошло до тебя, надо понимать?

— Ага, дошло. И баню я тебе уже через полчаса предоставлю, но без девок — сам найдёшь.

— А что так быстро? Где многочасовая беседа с логическими повторами в надежде докопаться до остатков моего мозга? — Такая либеральность обычно весьма педантичного в вопросах службы друга меня насторожила.

— А чего тебя терзать, если ты почти слово в слово повторил «скороспелку» Андреича. А мне ли не знать, что если вы оба говорите одно и то же, то так оно, скорее всего, и есть. По крайней мере, я только пять случаев, этому противоречивших, могу вспомнить.

— Это какие же? — заинтересовался я.

— Все они касались количества выпитого и отношений между полами, — заржал Валера. — Не, Илюх, если ты помыться с дороги не хочешь, то я не неволю. Но Виталь Андреич через пару часов приедет, и тогда, боюсь, не то что попариться, но и погадить у нас времени не будет. Уж можешь мне поверить!

Баню нам Валера действительно обеспечил, и теперь мы всей шестёркой наслаждались. Понятно, что традиции правильной парилки не умирали на Руси никогда, но за годы холодов баня стала для многих местом, где можно не только расслабиться и здоровья набраться, но и погреться по-настоящему. У дяди Виталия на даче баня была капитальная и на дровах, что здорово помогло нам в лихое время. Батя как-то мне объяснил, что Виталька, как он называл Андреича, в своё время просто с маниакальным упорством отказывался переводить «банное хозяйство» на электричество и, как выяснилось, не прогадал. Там у нас даже беженцы на втором этаже жили! И беседка для барбекю пригодилась — стены только сделали, и получилась кухня — газ-то через три дня после Катастрофы подавать перестали. Ну и мама с тётей Ярославой на очаге готовили, пока в доме печь с плитой не сложили.

Так что в наших краях дом без бани — как мужик без… мужского достоинства. И парились все с чувством, от души. Первый заход — это чтоб грязь отстала, второй — чтоб грудь задышала, ну а третий — уже для здоровья телесного и морального.

Видимо, хорошо зная, что нужно усталому Следопыту после похода, местные «домовые» растопили баню ещё с утра. (Не зря же Гедеван первый раз на мой призыв откликнулся из этого района, точно группу встречал!) Так что нам не пришлось ни минуты ждать.

Весело обсуждая последние приключения и шелестя вениками, мы зашли в парилку и разместились на полках. Места хватило на всех и даже ещё немного осталось. Мистер Шляпа подкинул пару ковшиков, и мы погрузились в горячую нирвану.

После первого захода, уже в предбаннике, подав мне кружку с квасом, Тушканчик вполголоса, так, чтобы другие не слышали, спросил:

— Как думаешь, на сегодня всё закончилось?

— А хрен его знает, — так же тихо ответил я. — Вроде всё чисто отработали, но на душе, если честно, неспокойно.

— Не поделишься сомнениями?

— Сам ещё не осознал, что не так, Ваня… Давай ещё расслабимся — может, тогда сформулирую, что меня тревожит.

— Заноза здесь? — Дверь в предбанник, где мы расслаблялись как раз после третьего захода в парилку, открылась, и к нам заглянул незнакомый парень.

— Здесь, — за меня ответил Саламандр, наполнявший глиняные кружки клюквенно-брусничным морсом.

Парень меня в лицо не знал и потому, перепутав, продолжал общаться с Сергеем:

— Вас Валерий Иванович зовёт, там из Центра люди приехали.

— Передай Гедевану, я через десять минут буду, — ответил уже я. — И что там насчёт обеда, кстати?

— Как будете готовы кушать, крикните в дверь — накроют, — ответил юноша, немного смутившись оттого, что перепутал меня и Саламандра. Я его понимаю где-то — по слухам, а у нас, как известно, ими земля полнится, Заноза, то есть я — из «старших» Следопытов, то есть годков мне должно быть немало. Но полумрак предбанника и мой моложавый вид сыграли с ним злую шутку — принял молодого, но солидно выглядящего Саламандра за другого. Однако тут ничего не попишешь — моя «мальчишескость» многих в заблуждение вводит. Не в бане, конечно, — тут шрамы видны. И что особенно радует, многие женщины тоже ошибаются, даже многоопытные медички из Торжка, но это мне только на… на руку, в общем.

Не торопясь одевшись, я пожелал ребятам хорошего отдыха, попутно уведомив Саламандра, что Тушканчик с сегодняшнего дня мой напарник, и пошёл в задание оппункта.

В кабинете, временно оккупированном Валерой, народу хватало. Я пожал руку Очкарику, нашему главному эксперту-криминалисту, и чмокнул в щёку Лизу Фёдоровну, молодую начальницу отдела медицинских экспертиз.

— Вот, Илья, — начал Гедеван, — наши хитромудрые друзья подкинули проблемку. Арсений Артёмович, рассказывай! — попросил он Очкарика.

— Тушки, конечно, там хорошо прожарились, вы, как я понял, особо не церемонились, ребята. — Манера нашего эксперта говорить, разминая при этом собственные пальцы, словно пианист перед выступлением, меня всегда завораживала. — От пилота мало что осталось — похоже, что кумулятивная струя ему в спину попала. Ещё троих взрывом покоцало и керосином подпалило. Твой «найдёныш», Илья, вывалился ещё до падения вертолёта, скорее всего, его взрывом в дверь выбросило.

— Ага, значит, это пулемётчик был, я с ним перестреливался, когда они взлетели, — догадался я.

— Вполне возможно, а вот с главным фигурантом всё не так просто. Думаю, Елизавета лучше меня расскажет.

— Валера, среди людей из вертолета никого, похожего на описание вашего Берга, не было. Все — молодые мужчины до тридцати, а ему, как я поняла из описания, — далеко за пятьдесят. Верно?

Я совершенно искренне любовался Лизаветой, как называли её местные старики. Высокая, с очень правильными чертами лица и короткой стрижкой, она считалась одной из самых красивых девушек нашей конторы. Но вот характер! Иногда мне казалось, что её родители — мать, врач-косметолог из Питера, вместе с отцом, бывшим строителем, потом бизнесменом, потом опять ставшим строителем, — воспитали её для какой-то другой жизни. Лет пять назад у нас был роман, бурный и переполненный страстями, словно латиноамериканский сериал, но серьёзных отношений не сложилось. Я — постоянно в «поле», а Лизавете, несмотря на неженскую профессию, хотелось царствовать, покоряя всех вокруг. Не скажу, что хозяйкой она была плохой, нет. Но покормить она меня частенько забывала. А как-то раз, вернувшись со службы домой, потребовала, чтобы я ушёл с полевой работы, и что она обо всём в Совете Следопытов договорилась. Я молча собрал вещи и ушёл — терпеть не могу, когда за меня решают! Мы после этого года два вообще не разговаривали.

— Да, лет пятьдесят пять как минимум, плотный, под центнер весу в нём, рост около ста восьмидесяти, чуть ниже меня, — начал я описывать внешность Дуба. — Лицо широкое, скулы мало выступают, уши оттопыренные, противокозелок выпуклый…