Тимур Туров - Пламя Победы

Карим присел на краешек дивана, женщина опустилась на стул напротив.

– В Зеленограде погасли все источники.

– Как? – вырвалось у Карима.

– Еще ночью и сегодня. Все, кроме одного из источников сатра. И это не может быть случайностью. Сатра подозревают, что виноваты маах`керу. И на тебя они очень злы, сын. Мать клана сердится. Она хочет говорить с тобой.

– Вот это попал я, – пробормотал Карим.

– Переодевайся и иди к ней! – потребовала мать.

– Сейчас, я только… Честно говоря, очень есть хочется. Хотя бы чаю…

– Нет. Мать клана ждет. Иди сейчас, она на дежурстве.

Карим вздохнул и, поднявшись, направился к выходу.

На сей раз он поехал на машине. Старенький, но любимый «мерин» цвета «черный металлик», на котором отец вернулся из Москвы, пришелся как нельзя кстати: тащиться на автобус не было никаких сил. На Центральном проспекте, возле самого круга, как и ожидалось, Карим попал в пробку. С досадой подумал, что надо было ехать по Солнечной аллее. Но внутреннее чутье подсказало: не стоит торопиться, нужно успокоиться, обдумать, что говорить матери клана.

Сатин знал, что не виноват в том, что источники угасли.

Скорее всего, ни при чем и маах`керу, хотя наверняка этого знать нельзя.

Карим взглянул на часы: девятнадцать тридцать. Мама не заметила амулет, увидит ли его мать клана? Может, лучше спрятать в карман, чтоб не привлекал внимания?

Но, с другой стороны, чего ему стыдиться?

Решив оставить часы на запястье, Сатин медленно тронулся: пробка рассосалась.

Не доезжая до Крюковской площади, он выбрался на путепровод и через несколько минут был уже в новом городе. При съезде с моста тоже пришлось постоять, ожидая поворота направо. Сатин начал нервничать.

А что, если мать клана не поверит в его непричастность? Чем это может грозить?

Повернув автомобиль, Карим пересек восемнадцатый микрорайон, затем сделал еще один поворот, уже налево. По правую руку потянулся четырнадцатый, туда Сатин и направлялся, снова выбрав самый длинный путь – через город, хотя можно было объехать кругом, вдоль железной дороги.

На окраине, за пожарной каланчой, два года назад построили роддом. Именно к закрытому шлагбауму, ведущему на его территорию, и подъехал травматолог. Охранник-дейвона высунулся из будки, Карим показал ему медальон. Охранник молча кивнул и поднял шлагбаум.

Родильный дом был огромен. Площадью и размерами корпусов, соединенных круглой галереей, он превышал целый больничный городок в седьмом районе, где работал Карим. В его внутреннем дворе можно было построить несколько внушительных жилых домов.

Травматолог вошел через отделение патологии, предъявив акушерке-дейвона все тот же медальон. Его отвели в санпропускник и, ни о чем не спрашивая, выдали чистую белую «пижаму», одноразовые бахилы, шапочку и маску. Затем акушерка проводила его по лестнице на третий этаж и молча указала на вход в галерею.

Дальше Карим шел один, и его шаги гулко отдавались в пустом коридоре.

Так он добрался до соседнего корпуса, где находился родильный блок. Взад-вперед по отделению прохаживались беременные: кто-то молча, кто-то, издавая тихие стоны, кто-то и не очень тихие.

Увидев мывшую полы пожилую санитарку не из дейвона, Карим поздоровался и назвал ей человеческое имя матери клана. Та ответила, что доктор сейчас в родильном зале, и посоветовала Сатину подождать в ординаторской.

Травматолог вошел в пустое темное помещение и включил свет.

Просторная ординаторская вмещала пять столов с компьютерами, шкаф во всю стену, диванчик, две широкие банкетки, телевизор и кондиционер. Плюс два фантома, изображавших женский таз с тряпичным «младенцем» внутри. Этот роддом, самый большой в Европе, строился в рамках программы по улучшению демографической ситуации, которую в обиходе называли «Рожай – не хочу». Но о старом женщины почему-то говорили с гораздо большей теплотой.

Увлекшись собственными мыслями, Карим не сразу заметил, как открылась дверь и мать клана вошла в ординаторскую. Он скорее почувствовал это, чем услышал, и резко обернулся.

Матери клана было много лет, она казалась Кариму древней, почти вечной, что придавало ей сходство с духом. Очень усталым духом – она только что принимала роды. Лицо ее густо покрывали морщины, но живые зеленые глаза выглядели молодыми.

– Добрый вечер, почтенная мать, – произнес Карим, слегка поклонившись.

Своего голоса он не узнал.

– Здравствуй-здравствуй, Карим, – усмехнулась женщина. – Ты навлек на всех нас неприятности. И очень огорчил меня.

Сатин покраснел. Пока он собирался с ответом, мать заговорила снова:

– Почтенные сатра просят изгнать тебя из города…

Карим раскрыл рот, но нужные слова не приходили. Он был слишком потрясен.

– …и я намерена удовлетворить их просьбу.

– Как же так? – вырвалось у Карима. – А мои пациенты?

Мать покачала головой:

– Плохо, очень плохо. Плохо, что ты не подумал о них раньше, когда совершал свой безрассудный поступок.

Сатин молчал, но в его душе бушевала настоящая буря. Уехать? Сейчас? Оставить больных? Оставить родителей? Куда? Надолго ли?

Последний вопрос он произнес вслух.

– Пока все не уляжется, – невозмутимо ответила мать. – Или пока ты не сможешь доказать свою невиновность. На работе завтра возьмешь отпуск за свой счет. Я позвоню, тебя отпустят.

Карим подавленно молчал. Он ожидал чего угодно, но не изгнания.

Взявшись за ручку двери, мать клана на мгновение задержалась:

– Так даже лучше, мальчик. Найди, кто это сделал. Тогда мы тебя вернем.

Сказав это, она вышла, оставив Карима в одиночестве и в расстроенных чувствах. Ему ничего не осталось, как отправляться домой и готовиться к отъезду, но надо было еще придумать – куда.

Тем же путем он вернулся в патологию, переоделся и вышел из корпуса. Многоэтажная громадина осталась позади. Карим сел в свой «Мерседес» и поехал объясняться с родителями.

Уже стемнело, когда Рафаэль Маркаров прибыл в «Никольский парк».

Десятиэтажное здание пансионата издали вовсе не выглядело громоздким. Оно напоминало гостиницу где-нибудь в Альпах – точно такую, фотографии которых помещают на рекламных буклетах и которые так привлекают русских туристов, создавая ореол чистенькой ухоженной «заграницы». В пансионате светились все окна. Кроме того, вокруг горели фонари. Все эти световые пятна отражались в озере, над которым и стоял первый в России специальный жилой дом повышенной комфортности.

Оставив «Вольво» на стоянке, верог направился к ярко освещенному входу. Дежурная за стойкой – молодая девушка в брючном костюме цвета кофе с молоком – приветливо улыбнулась.

Обычно принято было звонить и договариваться о визитах заранее, но у Рафаэля был очень насыщенный день, и он попросту забыл об этом. Верог подошел к девушке и не спеша произнес: