Макс Острогин - Икра будущего

Каски вот.

Я сохранил шлем, Алиса и Егор потеряли свои в снегу. Отыскать настоящий боевой шлем в наши дни почти невозможно. Оружия вот полно, его слишком много завезли в город в последние дни, а шлем… Редкая вещь. А без него никуда, голова у человека самое слабое место. Алисе я выбрал оранжевую пластиковую каску, Егору белую, чтобы различать их.

Строительные пояса. Я не знал, зачем они могли нам понадобиться, но пояса мне понравились. Широкие, кожаные, крепкие, со множеством петель и карабинов.

Искали спички, искали керосин, растворитель, бесполезно, эти припасы употребили задолго до нас. Сохранилось несколько баллончиков с полиролью, выдохшиеся, само собой, никаких других горючих жидкостей.

В самом дальнем конце нашли действительно полезное. Утеплитель для стен в пухлых рулонах. Не знаю, почему это не успели стянуть, возможно, воры наведывались сюда летом, утеплитель сохранился. Вырезали три длинных в два роста куска. Скрепили степплером по краям. Спальные мешки готовы.

У меня улучшилось настроение. Егор оставался мрачным, молчал, вонял. Стыдно ему, перед девчонкой особенно. Надо найти Егору новую одежду. И что-нибудь шерстяное, чтобы почки подвязать, с почками не шутят.

Дальше.

Странный это был подземный магазин, никогда такого не видел — слишком всего оказалось намешано. Сразу за строительным отделом начался пузыречный. Все стены заняты полками с небольшими бутылочкам, в бутылочках разноцветная вода. Мы открыли некоторые, разноцветная вода, все. Зачем держать разноцветную воду? Или это пузырьками торговали? Некоторые красивые.

Отдел одежды. Всю сожрала моль, одни вешалки остались, ладно, потом когда-нибудь переоденется, не к спеху. Да и не пахнет, кстати, пока.

Туристическая лавка. Найти нерастащенную туристическую лавку почти невозможно, и сейчас не повезло. Не осталось почти ничего. Удочки. Кепки. Крючки. Дурацкие майки. Маленькие ножики. Егору удалось найти зажигалку, бензиновую, но нерабочую, вот и вся добыча.

Дальше.

Дурной отдел. Заполненный поддельными растениями. Не обычными пластиковыми цветами, которые мне очень нравились, а вьюнами, березками, земляникой, незнакомыми лианами, зачем они вообще нужны?

Посуда.

Посудные отделы, по большей части всегда бесполезные, с тяжелыми железными кастрюлями, которые используются на плите, а в походе никакого толка от них нет. Ножи все уже разворованы, только самые маленькие остались, рыбочистные, в нашей жизни неприменимые. Иногда в посуде можно встретить хороший термос, но это редко, термосы нужны всем, их прибрали задолго до нашего появления, тут тоже без термосов.

Интересно, время легко и безжалостно разобралось с полезностью и бессмысленностью — полезных вещей мало, бессмысленных, без которых вполне себе легко обойтись, наоборот. Приспособлений для открывания пробок — не сосчитать.

Механических терок. Подставок под яйца. Клещей — не ясно, зачем в посудном магазине клещи, щипцы и длинные тонкие ложки. Вещей много, а смысла мало. Вот пройдет еще тысяча лет, и человек, если он, конечно, останется на нашей планете, с изумлением поглядит на приспособление, предназначенное для выдавливания чеснока. Все сгинет, сгниет, а алюминиевая давилка оставит нас позади. А вообще с каждым годом все меньше и меньше вещей, как полезных, так и вредных. Они как-то саморазрушаются. Находишь, допустим, бутылку, берешь ее для каких-либо нужд, а потом глядишь — в боку проедина. Сама по себе возникла, точно пластик, из которого она отлита, утомился и распался. А через месяц от этого пузырька только горлышко твердое остается, да и то не целое. Предметы будто съедает сыть.

Или ржавчина. Сейчас почти не найти хорошего ножа, вся качественная сталь сгнила десятилетия назад, остались топоры из мягкого грязного железа и нержавеющие ножи, которыми морковь чистить.

Книги, они сделаны из плохой бумаги, многие рассыпаются в прах при первом прикосновении.

Одежда, если она не была специально предназначена для войны, или для пожара, или если она не подводная, расслаивается на нити и трескается при попытке надеть.

Иногда мне кажется, что раньше люди опасались вечности. Поэтому многие вещи делали очень и очень временные. Только оружие вечно. Плохо гниет, правильная сталь, правильная пластмасса, вот пройдет тысяча лет — и останется чесночная давилка и автомат, так что грядущие люди будут знать о нас две вещи — мы обожали объедаться чесноком и убивать друг друга.

Чеснокодав, автомат, а еще читал в журнале — что выживут только крысы и тараканы, насчет тараканов сильно ошибались. Еще Егор нашел небольшие блестящие шарики, три штуки на цепочке, не знаю, зачем они предназначались, но красивые, спрятал в карман, наверное, собирался подарить Алисе. Мне захотелось испортить ему настроение, сказать, что после ночного случая с холодильником он вряд ли может рассчитывать на взаимность, но удержался. Егор вполне себе человек.

Я тоже без добычи не остался, прихватил маленькую стеклянную мельницу для перца, легкая вещица и удобная, можно в походных условиях намолоть чего, допустим, сушеных ягод, или сахар окаменевший, или кусок янтаря, если горло болит.

— Можно ногти натереть, — сказал Егор.

— Что? — не понял я.

— Ногти. Обычные, человеческие. Их сушат на печке, потом мелют.

— Зачем?

— Лекарство сделать, оно кости укрепляет. Они такие крепкие становятся, что пули отскакивают… вроде бы.

— Теперь буду ногти собирать, — сказал я. — Вдруг череп укрепится. Идем дальше.

Пуговичный отдел. Нет, не шутка целый отдел пуговиц, пряжек для ремней, крючков. Пуговицы разных размеров, форм и цветов, пряжки, крючки, замки, кроме этого ничего, большие стеклянные банки с пуговицами. Я запустил одну руку, зачерпнул в горсть… Пуговицы. Медные, со звездами. Зачем столько пуговиц? Что застегивать?

— Смотри… — восторженно сказал Егор. — Вот это да…

Пуговичный кафтан. Он висел в самом дальнем, видимо, в самом почетном месте. Из черной материи, расшитый пуговицами и молниями.

Егор не удержался, снял и примерил. Кафтан ему оказался впору и в плечах, и в рукавах. Егор посмотрел на меня вопросительно.

— Бери, — пожал я плечами.

А пусть. Так мало радости в нашей жизни. Да, блестит, да, с точки зрения маскировки это не есть благо… А плевать. Пусть Егор порадуется.

— Тебе идет, — сказал я. — Красиво.

Егор огляделся в поисках зеркала, зеркала оказались давным-давно побиты, но я его успокоил еще раз:

— Очень, очень хорошо.

И зачем-то добавил:

— У моего папы такой был.

— Правда? — удивился Егор. — У тебя был папа?

— Был. Но я его не помню, его убили задолго до того, как я дорос до колеса. Пора дальше.