Александр Афанасьев - Под прицелом

– Оно самое. Ты на дорогу смотри! А за юнгу не стоит так… снисходительно. Это еще тот шпан…

– И чем же сей шпан знаменит?

– Да есть за ним лихие дела. Например, не далее как сегодня он взял кортик и двинул на Молдаванку разбираться с тамошними биндюжниками… Из-за дамы.

– Да ну…

– Ну да. И доказал-таки свою жизненную правоту местному шаромыжному люду. А при шухере пошел на подрыв. И если бы я его не тормознул – так бы и ушел…чисто эксфильтровался бы, в общем…

– Наш человек, – оценил водитель. – Тебя как звать-то, шпан?

– Юнга Воронцов, ваше благородие, – отрапортовал я, как положено.

– Оп-па как! – отозвались из-за руля. – А не…

– Он самый. Так что флот наш в надежных руках. А вот если я тебе скажу, с кем он сегодня на дело пошел, то у тебя, Дегало, не то что волосы, погоны поседеют, коих я на твоих плечах не имею чести наблюдать…

– Виноват, господин майор.

– Кругом виноват. Ты за дорогой, за дорогой смотри!

Я настолько ничего не понимал, что просто сидел молча и, как говорили в пацанской среде, «обтекал». Ночная дорога, двое флотских офицеров, преспокойно «базарящих» на языке, больше подходящем для Привоза. Кто это такие? Ведь дед был человеком строгим, при нем так не «погутаришь» – мигом на губу…

На место мы приехали после двухчасовой ночной поездки по извилистым и горным крымским дорогам – я никак не думал, что ночью по ним можно ездить с такой скоростью да на армейском внедорожнике. Тем не менее – водитель вел машину уверенно, даже ювелирно.

Расположение части находилось в красивейшем месте, прикрытое невысокими холмами, – и когда внедорожник проскочил КП, я открыл рот, пораженный зрелищем. Небо над долиной было буквально расцвечено ярко-алыми трассами, то тут, то там гремели взрывы, вспышки, как в стробоскопе, разрывали ночь одна за другой. Где-то слева работало какое-то новое орудие – будто дракон изрыгал сплошную стену огня, трассеры врезались куда-то в гору в нескольких километрах далее и разлетались фейерверками рикошетов. Потом я узнал, что это и есть скорострельная тридцатимиллиметровая двуствольная авиапушка, только что поступившая в войска, – сейчас роты отрабатывали ночное наступление под ее прикрытием…

– Господин майор по адмиралтейству, а где это мы? – выпалил я.

С переднего сиденья донеслось что-то наподобие квохтанья – водитель безуспешно пытался подавить гомерический хохот.

– Да так… – неопределенно ответил майор, – одно хорошее место. Я тебе совет дам, юнга… Сейчас тебя на место определим, с довольствием завтра разберемся, а пока – как пришвартуешься – так и дрыхни до команды подъем. Потому как скоро марш-бросок бежать…

– А…

– А картошка как-нибудь уж почистится, юнга… Есть в тебе толк…

Тогда я еще не знал, что такое морская пехота и что такое разведка морской пехоты. Корабли мне не очень нравились – а вот это понравилось. И сам того не зная, именно тогда дед определил мою дальнейшую флотскую судьбу…

Президент был зол. Даже не зол… скорее всего, рассержен, вот точная формулировка. И было из-за чего. Ему просто указали на свое место, очертили границы его полномочий и свободу маневра. И дали понять, что выход за эту черту – чреват. Обычно такого не делали, у президента до конца срока могла сохраниться иллюзия, что он всем управляет. Но в этот раз – времени не было, возможностей аккуратно поправить пошедшего не в ту сторону президента – тоже, поэтому поправили так, грубо и жестко по вашингтонским меркам. Президент тогда не понял, что была еще одна причина этому – кое-кто уже не брал его в расчет. Это он поймет позже…

Началось все с заседания Совета национальной безопасности. Этот орган был создан пятьдесят лет назад, и как и многие другие официальные структуры в Северной Америке, в разные президентства имел разный вес – реальный вес того или иного государственного органа определялся политическим весом человека, его возглавляющего, и воззрениями действующего президента на построение государственной машины. Наибольший вес он приобрел при Фолсоме, который провозгласил войну против Империи зла, против Российской империи. Война длилась все время его президентства и президентства его вице-президента и закончилась с большим позором. Ораторы, любившие произносить гордые речи на трибунах, сильно подорвали государственный бюджет и вообще состояние финансов, поставили военно-промышленный, не производящий по сути ничего повседневно-полезного сектор экономики над гражданским. И ввязались-таки под самый конец в жестокую схватку с империей, грубо нарушив закон и подрядившись вытаскивать каштаны из огня, получая взамен лишь сладкие обещания. Итогом стал позорный проигрыш на выборах и предание самого понятия «холодная война» анафеме.

В годы президентства Фолсома, много спавшего, не блиставшего ни умом, ни провидческим талантом, зато умевшего много и красиво говорить, Совет национальной безопасности превратился по факту в параллельное правительство, не предусмотренное Конституцией и с мало чем ограниченными полномочиями. Тогда вообще творилось много чего грязного и противозаконного – Фолсом предпочитал решать дела в обход закона, и поэтому расплодились всякие незаконные «двойки», «тройки», «специальные комиссии» для решения тех или иных вопросов. По свидетельствам некоторых историков, в последние два года своего президентства Фолсом почти не соображал, что делает, подписывал все, что подсовывала ему на подпись жена и вице-президент. Заседания СНБ превращались в содом и гоморру, на них допускали явных психопатов-кликуш типа Джерри Фолвелла, в Белом доме постоянно находились знахари и предсказатели будущего, расплодились различные религиозные ортодоксальные секты, вмешивающиеся в политику, типа «Морального большинства». Меллон, придя к власти, унял весь этот зверинец, но не до конца. Он же был вынужден менять состав некоторых… органов полностью, но полностью от Совета национальной безопасности не отказался, очень уж удобная структура оказалась.

Так вот – не далее как вчера, после заседания СНБ, где президент понял, что выполнять его поручения никто не горит желанием, к нему напросился Подгурски. Старый, но не потерявший сил поляк, он не попал в администрацию, но злобу на сей факт не затаил, по крайней мере, на словах. Он писал книги, выступал с лекциями, под него был создан какой-то частный фонд… Но власть он имел, и немалую.

Президент посмотрел на зажатый в руках саксофон – он хотел немного поиграть, чтобы развеяться, – но мысли унесли его далеко, очень далеко… Попытался вспомнить, что именно он хотел сыграть, – и не смог. Положил саксофон рядом с собой, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, вспоминая…