Сергей Волков - Твой демон зла. Поединок

Саня Кох просидел на даче, колдуя над Прибором, всю ночь. Он что-то паял, клеил, сверлил маленькой, ювелирной дрелью, ввинчивал какие-то шурупы, чертыхался, или наоборот, восторженно всплескивал руками, бормотал что-то типа: «Ну надо же, до чего смело! Ни хрена себе, вот оно как! Ай да Игорек!» Я некоторое время посидел рядом, наблюдая за работой электронщика, потом отправился спать, наказав Коху разбудить меня, когда тот закончит.

Руслан Кимович вернулся из Центра уже после десяти вечера, рассказал, что обмен назначен на завтра, на одиннадцать утра, пообещал забрать нас в девять, и уехал, как он сам выразился: «В лоно семьи!»

Я спал беспокойно – мысль о том, что завтра я, возможно, увижусь с Катей, не давала мне покоя, наполняла какой-то внутренней радостью, и в то же время тревогой – а вдруг что-то не получиться, что-то сорвется, «центровики» заподозрят подвох?

Проворочавшись часов до двух, я встал, отправился на кухню – попить воды, и с удивлением увидел Коха, по прежнему сидящего за столом, и полуразобранный Прибор перед ним.

– Ну как? – спросил я хриплым спросоня голосом. Саня поднял покрасневшие глаза, кивнул:

– Классно! Блеск! Игорек тут такую штуку придумал – мы бы в жизнь не доперли!

– Да нет, муляж будет готов? – прервал я его сентенции, усаживаясь на табурет у стола.

– Само собой! – кивнул Кох рыжей головой: – Я сохранил корпуса всех внутренних блоков и узлов, вынул только начинку. Ну, понятно, настоящими останутся и CD-привод, и индикатор клавиатуры, и экран, и блок питания! В принципе, его даже можно будет включить, понажимать кнопки! Словом, не боись, все будет в ажуре!

– Поживем – увидим… – неопределенно ответил я, и вышел из кухни…

Где-то в центре Москвы…

– Господин Учитель, у нас проблемы! – Дмитрий Дмитриевич навытяжку застыл перед шефом, бестрепетно глядя своими холодными, стально-серыми за стеклами очков глазами в маленькие, масляные глазки Учителя.

– Только не говорите мне, ради Бога, что доллар стал стоить столько же, сколько и рубль! – попытался пошутить Учитель, но в голосе его явно проскользнули раздраженные нотки – слишком уж много проблем вдруг появилось у них в последнее время…

Дмитрий Дмитриевич на натянутую шутку начальства никак не прореагировал, положил на стол свою неизменную красную папку, деревянным, лишенным всяких эмоций голосом сказал:

– Сегодня ночью, во время метели, Екатерина Воронцова бежала с нашей базы в Комоляках. Сейчас ведутся поиски, но след взять не удается – снегопад, метель, все замело…

Учитель на секунду побагровел, даже открыл было рот, для того, чтобы сказать, что он думает по поводу этого происшествия и по поводу эффективности работы своих сотрудников, но сдержался, и даже вдруг улыбнулся:

– Какие у нее шансы выжить?

– Шансов очень мало – это же практически тайга, север Вологодчины, а она ушла без серьезных запасов пищи, без оружия. За несколько последних лет в окрестных лесах расплодилось большое количество волков, Воронцова станет их жертвой с вероятностью в девяносто восемь процентов!

– Хорошо, а может она выжить? – все с той же улыбкой поинтересовался Учитель.

– Да, но только в том случае, если ей удастся добраться до ближайшей деревни, что в шестидесяти километрах от нашей базы. А пройти за один день шестьдесят километров зимой, в лесу, в тяжелом тулупе, да еще и беременной – невозможно! Значит, ей придется ночевать, и эта ночевка станет для нее последней…

– Аминь! Слава Богу, на нас греха нет, – деланно закатил глазки к потолку Учитель, поднял было руку, намереваясь перекреститься, но не стал, а лишь махнул ею:

– Тут еще вот что, Дмитрий Дмитриевич! Как можно тщательнее проверьте местность, где будет происходить обмен, на предмет засады, и расставьте своих людей так, чтобы Воронцов и Хосы во время передачи Прибора были ликвидированы сразу, быстро и, по возможности, незаметно! В связи с побегом и многовероятной… м-м-м… самоликвидацией Воронцовой, дальнейшее сотрудничество с группой Хосы-Воронцов видится мне м-м-м… бессмысленным! И, наконец, самое главное! Если учесть, что Прибор практически в наших руках, то можно считать, что выполнению нашего основного плана уже ничего не помешает…

Дмитрий Дмитриевич медленно и спокойно наклонил голову, подтверждая слова шефа, потом снова застыл в прежней позе…

Утро началось для меня скверно – полубессонная ночь, проведенная в приютившем нас доме друзей Хосы, бесконечные мысли о Кате, о том, как все будет происходить завтра на улице Инессы Арманд, затаенная радость и надежда на предстоящую встречу с женой, и в то же время – предчувствие беды, страшные видения, окровавленные тела на сером московском снегу – все это к утру просто-напросто вымотало меня до самой крайности…

Когда рассвело, я поднялся с постели и в ванной увидел в зеркале свою отекшее лицо, красные, воспаленные глаза, щетину на щеках, словом, лицо полубезумца.

Почему-то мне вспомнилась свадьба Бориса и песня про памятник Свободе, которую пел один из гостей. «Какая эйфория была в конце восьмидесятых, в девяносто первом! Как все радовались тому, что „застою“ пришел конец, что можно теперь не бояться открыто выражать свои мысли и делать все, что хочется, и так, как хочется, а не так, как это кто-то решил за тебя! И что получилось в результате? Вместо Свободы наступил беспредел демонов зла!», – уныло думал я, плеща себе в лицо пригоршни холодной воды: «В принципе, сама идея „КИ-клубов“ – робкая попытка как-то возродить дух истинной Свободы, но и эту идею в конечном итоге подмял под себя все тот же демон – то святое, то истинное, что еще осталось в людях, несколько подонков использовали для достижения своих собственных, честолюбивых целей… И теперь идея дискредитирована, растоптана, и тысячи людей, искренне, всей душой поверивших, снова оказались у разбитого корыта… Ох, что-то меня спросоня на морализм потянуло! Сам-то я – тоже продукт и поборник этой извращенной Свободы, потому что… Потому что лучше уж такая Свобода, чем никакой! И тот парень, в конечном счете, – не прав! Или…», – я тряхнул головой и разозлился. Что за идиотские мысли лезут в голову?! И это накануне такой ответственной операции…

Я сунул голову под кран, поежился, когда струйки ледяной воды побежали между волосами, но вялость и разбитость после плохо проведенной ночи как рукой сняло, а вместе с ними вода «смыла» и грустные мысли. Вытираясь жестким махровым полотенцем, я почувствовал себя намного лучше. Ну что же, граф, нас ждут великие дела!

Умывшись, я вскипятил чайник, вяло пожевал бутерброд с колбасой, и занялся проверкой и подгонкой снаряжения. Саня Кох, всю ночь провозившийся с Прибором, безмятежно дрых на отведенной ему раскладушке, и будить его сейчас было совершенно бессмысленно, он и лег-то, наверное, от силы час назад.