Сергей Волков - Планета битв

– Так вот, господин Хранитель, я, мы все – понимаем, что вами движут светлые чувства, которые велят вам ограждать память о погибших от любых посягательств. Но сейчас речь идет о живых: о женщинах, детях, стариках. Они погибнут. Погибнут неминуемо, в мучениях, если вы не разрешите нам поднять медикаменты. Заметьте – я хочу договориться с вами, не применяя силу. В сущности же мы можем обойтись и без вашего согласия…

– Я не господин Хранитель, я – Хранитель, – все тем же густым голосом произнес белобородый. – Нельзя беспокоить мертвых. Это – грех.

– Нет, отец, грех – это если живые умрут из-за мертвых! – ответил Елисеев, досадуя, что судьбе было угодно поставить у него на пути этого упертого фанатика. Клим действительно хотел договориться по-хорошему, но судя по всему, придется попросту не обращать внимания на Скорбящих…

– Если вы потревожите воды озера, на вас падет наше проклятие. – Хранитель воздел руки и добавил несколько певучих фраз на латыни.

– А если мы его не потревожим, оно падет на всех, и на вас в том числе, – не сдавался Клим. Но его визави решил, что переговоры закончены. Он повернулся и не спеша двинулся к крепости. Скорбящие, бросая на Клима и столпившихся поодаль обозников далеко не дружелюбные взгляды, потянулись за своим предводителем.

Лиссаж верхом на прыгуне примчался из лагеря, когда ворота замка, выкрашенные в черный цвет, уже захлопнулись.

– Приветствую вас, господин уполномоченный, сэр! – Француз соскочил с седла и четко козырнул. – Мы ждали вас два дня назад. Ваши распоряжения выполнены: лагерь готов, площадка размечена, местность изучена. Обстановка тревожная. Контакт с местным населением не установлен.

– Дружище Лиссаж! – Клим хлопнул премьер-майора по бронзовому наплечнику. – Право же, ваша военная четкость мне импонирует, но давайте договоримся – впредь никаких церемоний. Кстати, познакомьтесь: Иннокентий Жемчужников, наш главный инженер. Цендоржа вы знаете. А это Прохор Лапин, тот самый…

Лиссаж, который во время войны встречался с батальонами сибиряка в бою, вспыхнул, бешено сверкнул глазами, но тут же взял себя в руки.

– Мсье Лапин, мсье Же… Жм… главный инженер. Мое почтение.

– И тебе не болеть, – кивнул Лапин.

Жемчужников, кособоко пожав плечом, что можно было расценивать как приветствие, тут же ушел к возам – проверить сохранность механизмов. Клим обратился к Лиссажу:

– Теперь давайте по существу: почему обстановка тревожная?

Премьер-майор вытащил из-за обшлага кожаной куртки карту, развернул и ответил коротко:

– Бандиты.

Выяснилось, что несколько групп снейкеров, обосновавшись в скалистых предгорьях к юго-западу от озера Скорби, то и дело совершают быстрые набеги (Лиссаж назвал их рейдами), грабя поселения, расположенные на дороге, ведущей к Лимесу.

– Особых зверств не творят, берут в основном продовольствие, прыгунов под седло и одежду. Ловить их – дело пустое, у противника большое преимущество в скорости, кроме того, действуют они всегда внезапно. Думаю, в самое ближайшее время их вожаки предпримут попытку нападения на наш лагерь.

– Предпримут – встретим, – нахмурился Клим. – Ладно, с этим все ясно. Основная задача ваших людей, господин Лиссаж, чтобы никто из рабочих не пострадал и мы не выбились из графика. Теперь проводите нас к озеру. Нужно осмотреться…

Низким берегом, густо усыпанным камнями, Елисеев, Цендорж, Лапин и Лиссаж спустились вниз. Озеро лежало у их ног. Сквозь желтоватую прозрачную воду виднелась разноцветная галька на дне, какие-то темные ленточки, скользящие между бурыми кустиками подводной растительности.

– Вы сказали, что контакт с местным населением не налажен, – напомнил Клим французу. – Почему?

Тот усмехнулся:

– Вы же говорили с их старшим, этим Хранителем. Он невменяем. Фанатик. Им не нравится, что мы пришли сюда, и они в ярости от того, что кто-то потревожит их священное озеро…

– Наше священное озеро, – поправил Лиссажа Клим. – Озеро Скорби – мемориал общепланетного значения. Только критические обстоятельства вынуждают нас… В общем, я все же надеюсь, что у нас получится договориться со Скорбящими.

– Там белеет что-то… – прогудел Прохор Лапин, всматриваясь в неподвижную озерную гладь. – Это и есть модуль? Метров двадцать от берега будет…

– Да, – кивнул Лиссаж. – Если отойти от уреза воды и подняться на камни, то его хорошо видно, особенно в ясную погоду. Вода очень чистая, поэтому без промера установить, сколько от поверхности до «спины» модуля, сложно. Я думаю, тут все тридцать метров, а то и больше.

– Завтра спустим плот и вымеряем все точно. – Клим влез на громадный шишковатый валун, нависший над берегом, осмотрелся. – Цендорж! Наруби кольев, нужно сделать разметку. Опоры крана будем ставить здесь. Вон там – насос для подачи воздуха. А ровное место справа станет площадкой для выгрузки медикаментов. Я сейчас пришлю Жемчужникова и еще людей.

– Гнев судьбы падет на головы святотатцев! – звучно раскатился над озером низкий голос Хранителя. Никто не заметил, когда он подошел и как долго стоял поодаль, прежде чем решил проявить себя.

– Уважаемый, я еще раз настоятельно советую вам понять – хотите вы того или нет, но мы во что бы то ни стало попытаемся изъять вакцину из затонувшего модуля! – Глухое раздражение поднималось в Климе, как вода в колодце, и ему стоило немалых усилий не дать ему вырваться наружу.

– Я все сказал. Мы – не допустим. – И Хранитель, точно так же как и в первый раз, ушел, не слушая обращенных к нему слов.

– Ну, я же предупреждал. Фанатик. С нами он вообще не разговаривал. – Лиссаж поправил ремень арбалета. – Не нравится мне все это. Пойду, усилю посты и выставлю секреты вдоль Говорящей воды…

Премьер-майор ушел легким шагом привыкшего помногу и далеко ходить человека. Цендорж, поднявшись к зарослям пальчатых деревьев, щетинившихся в отдалении, с остервенением махал топором, готовя разметочные колышки. Клим и Лапин остались вдвоем.

– Как думаешь, Прохор, договоримся мы с этими? – Елисеев кивнул на замок Скорбящих.

– Вряд ли. Ты, Клим Олегыч, особо не переживай. Сами по себе эти молчуны не опасны. Начнут лезть, ворота слегами подопрем – и вся недолга. Пусть сидят в своем остроге, бороды жуют. Меня другое тревожит…

Сибиряк замолчал. Клим не торопил его, знал – если Прохор начал о чем-то говорить, значит, не зря, не впустую.

– Заодно они, понимаешь? – наконец бухнул Лапин. – Бандиты эти со змеей, народишко здешний, Скорбящие. Спелись. По одной половице ходят. Жизнь у них налаженная, одни работают, другие воюют, третьи навоеванное хранят. И мы им всем – как кость в горле.