Сергей Антонов - В интересах революции

— Автозаводская была бы для них лучше, — заметил в разговоре ЧК. — Но даже такой отморозок, как Томский, вряд ли решится на прорыв блокады.

Берзину поручалось не просто проследить за Томским, но и всячески содействовать его группе в приобретении снаряжения для выхода на поверхность.

— А как насчет самого Корбута? — поинтересовался Москвин. — Готов план его устранения после того, как вирус и антидот попадут в наши руки?

— Обсуждать этот вопрос пока рано. Чеслав, конечно, с каждым днем становится все менее управляемым. Сегодня утром по его приказу казнены три охранника. Комендант мог ограничиться просто строгим наказанием, но совсем очумел среди своих банок с уродами. Его ликвидация — лишь вопрос времени.

Москвин удовлетворенно кивнул. В памяти еще были свежи воспоминания о том, как молодой Корбут дерзил ему в правительственном вагоне. Договоры договорами, а таких вещей генсек прощать не привык.

Он покинул Особый отдел через запасной выход и уже через несколько минут катил на моториссе в свою резиденцию.

Берзин некоторое время наслаждался папиросами, оставленными Москвиным, а затем начал собираться. Сменил форму на добротный цивильный костюм. Набил вещевой мешок автоматными рожками, а карманы просторного плаща — документами, необходимыми для беспрепятственного передвижения по метро. Заткнул за голенище сапога нож, а на голову нахлобучил широкополую шляпу.

Он собирался идти к выходу, когда взгляд упал на большой сверток, прислоненный к стене в углу кабинета. Там хранился бережно завернутый в несколько слоев брезента гранатомет «Хашим».

Яков с трудом выбил у Москвина ордер на эту игрушку, когда собирался организовать охоту на слоноподобного монстра из Лосиного острова. Это чудище уже не раз пыталось проникнуть на станцию Улица Подбельского из наземного вестибюля и связанных с ним переходов. Из-за этих атак приходилось не раз укреплять стальные двери, поставленные на месте бывших стеклянных.

Дав себе слово в ближайшее время переправить «Хашим» в Берилаг, Тихоня прикрыл за собой дверь.

У запасного выхода Берзина, чудесным образом перевоплотившегося в ганзейского купца, ждал вооруженный до зубов отряд. До Охотного ряда Берзин добрался на автодрезине. Сопровождение отпустил в конце перегона Театральная-Третьяковская. В межлинейнике задержался. Стоя у лестничного перехода в параллельный зал, разведчик наблюдал за прохожими, прислушивался к разговорам. Он с легкостью выделял в толпе членов криминальных группировок, проталкивающих через транспортный узел свои контрабандные грузы, и неумело маскирующихся под бомжей шпиков-шестерок с Красной Линии. В конце концов внимание Берзина привлекли двое хорошо одетых парней с огромными баулами. Самодовольные улыбки и ловкость, с которой они находили покупателей и сбывали свой товар, однозначно говорили об их принадлежности к Содружеству Станций Кольцевой Линии. При этом они сыпали направо и налево шутками-прибаутками.

Берзин дождался момента, когда торгаши на минуту замолкли, подошел к ним и от души посетовал на плохие времена для торговли.

На Новокузнецкую хитрец вошел в компании новых друзей.

Нейтралитет дурно сказался на состоянии станции. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять — настоящего хозяина у Новокузнецкой нет. Светильники, некогда стоявшие по центру зала, были разбиты, а то, что от них осталось, торговцы использовали, чтобы натягивать веревки, на которых развешивали связки сушеных грибов, куски копченого свиного сала, одежду и обувь. Две-три электрические лампочки и многочисленные мазутные светильники кое-как освещали жалкие останки былого великолепия — выкрошившиеся мозаичные панно, остатки лепнины.

На расколотых мраморных скамейках, которые не успели приспособить для торговли, вповалку спали бомжи в грязных лохмотьях. В проемах, ведущих к путям, расположились похожие на цыганские таборы семьи бродяг, блуждающих по Метро в поисках станций обетованных. Предоставленные самим себе чумазые детишки метались по станционному залу в поисках заработка. Кто-то просто попрошайничал, кто-то занимал позицию у лотка торговца крысиным мясом в ожидании благословенной минуты, когда тот зазевается.

От чада фитилей, горевших в плошках, расставленных без всякой системы прямо на полу, першило в горле, а на глазах выступали слезы. Вокруг таких скудных огоньков стояли и лежали постоянные обитатели и гости станции. Крики торговцев, возгласы покупателей, храп бомжей и разговоры, которые вели в колеблющемся свете мазутных ламп весьма подозрительные личности, сливались в монотонный гул.

Беспрестанно откашливаясь, Берзин расхаживал по станционному залу, делая вид, что рассматривает разложенные на перроне товары и приценивается. На самом деле его цепкий взгляд искал среди разношерстного сброда седого парня, старика в долгополом балахоне и коренастого молодца с военной выправкой. Их портреты, нарисованные штатным художником Лубянки, Яков изучил до мельчайших деталей. Он убедился, что никто из компании Томского на Новокузнецкой не появлялся, но продолжил свое бесконечное хождение.

Внезапно он застыл, как вкопанный.

В толпе мелькнуло до боли знакомое лицо. Мужчина в простом френче без ремня, в галифе и разбитых сапогах прошел мимо Якова, слишком занятый своими делами, чтобы осматриваться по сторонам.

В прошлые времена Тихоня не раз встречал этого красавца на Красной Линии. Правда, тогда на нем была шикарная кожанка, широкий ремень и офицерская портупея.

На этот раз товарищ Русаков старался выглядеть простецки, но Якова он своим новым нарядом обмануть не мог.

О такой удаче Берзин не смел и мечтать. Безоружный главарь Первой Интернациональной в одиночку разгуливал по станции, где его арест был только делом техники.

Особист надвинул шляпу на самые брови и двинулся за комиссаром. Вскоре тот остановился у одного из развалов с оружием. Вступил в переговоры с торговцем. Здоровяк с перебитым носом и синими от татуировок руками сначала улыбался. Очевидно, расхваливал свой товар. После нескольких сказанных Русаковым слов выражение лица оружейника изменилось. Он жестом подозвал сменщика, а сам в сопровождении комиссара отошел подальше от толпы.

Берзин знал, что благодаря стараниям Красной Линии положение русаковской банды было плачевным. В ходе недавней спецоперации коммунисты разгромили основную базу Первой Интернациональной, а запасную, на Автозаводской, обложили так плотно, что туда не смогла бы проскользнуть и мышь. Поэтому-то комиссар и вынужден был якшаться с отребьем. Только у криминальных группировок он мог раздобыть съестные припасы, патроны и топливо.