Ничья земля

Вместо тех, кто проиграл в предвыборной гонке, в стены Рады приходили новые депутаты. Люди непростые, с большими состояниями и невнятным прошлым, выигравшие на выборах с помощью каких-то странных приемчиков с английскими малопонятными названиями. А чаще с помощью крепких ребят, огромных бабок, качественных ксероксов и дорогих ризографов. В конце гонки каждого из прорвавшихся к кормилу ждали: депутатская неприкосновенность, привилегии и власть. Пусть и ограниченная, в сравнении с властью Президента или Премьера, но настолько большая, что простым украинским гражданам должна была казаться практически безграничной. И деньги. Конечно же – деньги.

За лоббирование интересов, за противостояние лоббированию, за переход из фракции во фракцию, за поддержку чужого бизнеса, если так корректно можно назвать банальное «крышевание». Но глазах у азартно голосующего народа, его избранники, приходившие в Раду в старых чешских костюмах купленных в советское время за сто сорок полновесных рублей, превращались в приверженцев «хай кутюр» и представительских автомобилей ценой в сто с лишним тысяч долларов.

Те же, кто изначально приезжал на работу в Верховную Раду на «Мерседесах» тюнингованных фирмой «Брабус» и в костюмах от Бриони – сразу переходили на качественно другой уровень потребления. Для них, имевших все и до того, как войти в здание на Грушевского, интерес представляла сама власть. Не как абстракция, конечно, а как средство создания монополий и бизнес-конгломератов, не имевших аналогов по степени влияния в Украине.

Цель и у тех и у других была одна – личное обогащение. Ну, как в такой неблагополучной среде выжить идеалисту? За несколько лет количество миллионеров в парламенте фактически сравнялось с количеством избранных в него депутатов. Это было неизбежной исторической закономерностью, не такой надуманной, как знаменитая Ленинская «смычка города с деревней».

Реальность, утратившая всякий романтический флер на пороге наступления двадцать первого века, была значительно смелее самой смелой фантазии, интересней, чем самый замечательный приключенческий роман. Главное было оказаться в нужное время, в нужном месте. Иметь «правильных» и влиятельных друзей, умение носить долю и гнуть выю.

В стране, находящейся по уровню благосостояния в конце списочной сотни, в стране, где уровень инфляции еще недавно достигал тысяч процентов в год, в стране, которую весь остальной мир называл Верхней Вольтой без ядерных ракет, в стране в которой 98 процентов населения жили за чертой бедности – рождался новый класс. Он рождался не в муках. Не в темноте меняльных лавок, не на бойнях, не в цехах металлургических и химических заводов, не в полузатопленных забоях. Он рождался в процессе полукриминального и криминального передела государственной собственности в частную.

Он рождался в коридорах администрации Президента.

В кулуарах и залах Верховной рады.

В помпезном здании Совета Министров.

В стандартных коробках обладминистраций.

В силовых министерствах.

Везде, где хоть чуть-чуть пахло властью – пряно и вкусно.

Рождалась сразу крупная буржуазия. Мелкая, не родившись, становилась жертвой аборта, производимого недрогнувшей рукой власти. И то, правильно! Нечего болтаться под ногами.

Из тех, кто плавал в среднем слое мутной воды, выживали единицы. Остальные заканчивали свое существование в роли планктона.

В фирме Титаренко-Сидорчука-Блинова о выживании речь не шла. Речь не шла даже о развитии – куда уж дальше развиваться? Выше только звезды! Остались задачи накопления, но только безнадежный оптимист мог назвать это накопление первичным. То, что было справедливо и своевременно для общества в целом, для определенной его части давно стало пройденным этапом.

Партия национал-демократов была реальной силой, крупным промышленным и энергетическим предприятием, и, с приходом господина Титаренко на высший пост – в президентскую Администрацию, самой влиятельной силой на украинском политическом Олимпе.

Богатство партии, а еще вернее ее руководства, множилось с каждой минутой, хотя ее лидеры давно занимались бизнесом исключительно из спортивного интереса. На определенном этапе – это даже перестало представлять мало-мальски сложную задачу. Потому, что даже в самой бедной стране нет ничего лучше, чем иметь доступ к бюджетным средствам, к приватизации государственных предприятий и государственным монополиям по торговле нефтью, газом и электроэнергией. Нельзя забывать, что даже бедные страны могут производить хорошее оружие, которое власть имущие могут продавать с выгодой для собственного кармана. Да мало ли еще возможностей можно найти, когда завтракаешь с Президентом, обедаешь с главой Налоговой службы, а ужинаешь – с Председателем таможенного комитета?

Плотникова считала главным в этой тройке Блинова, и сейчас, глядя на Титаренко и Сидорчука, застывших в почетном карауле у кровати Владимира Анатольевича, глядя на самого Блинчика, придавленного к реанимационной кровати чугунными мощами супруги, Сергеев понял, что Вика была недалека от истины. Он не смог бы назвать ни одной видимой причины, позволившей ему сделать подобный вывод. В поведении Александра Леонидовича и Петра Виленовича не было ничего, что могло бы дать возможность даже предположить, что господин Блинов является фигурой более важной, чем они сами. Может быть, даже наоборот, их видимая значимость слишком бросалась в глаза. Но выводы Михаил сделал – так входя в комнату, полную людей, человек опытный мгновенно определяет руководителя и безошибочно обращается именно к нему.

Среди этой троицы руководителем был Блинов, он же – Советник, он же – Кардинал. Это, конечно, было удивительно, но объяснимо – Блинчик всегда, даже в далекие детские годы, был хитрец и умница. То, что он намеренно держался на третьей позиции – всего-навсего подтверждало, что умницей и хитрецом он остался и в зрелые годы. Оставалось выяснить один вопрос, что этот хитрец и умница со своими соратниками учинит, чтобы выкрутиться из сложившейся ситуации? И хватит ли на это у них хитрости, ума и, самое главное, времени.

Мотоцикл, по нынешним временам, был хоть куда.

Это десять лет назад его могли с презрением пнуть ногой, обозвав старой рухлядью. А сейчас Сергеев готов был на него молиться. Не какой-нибудь там «БМВ» или, чего доброго, «Сузуки», на скоростных сликах, высокооктановом бензине и синтетическом масле. А старый добрый «Урал», на зубастых шинах, с сизым от дурного масла и поганой поршневой группы, выхлопом. Весь в ржавых пятнах, с немыслимо обшарпанной и простреленной в нескольких местах, коляской. Чудо, еще советской, мототехники, живой вызов прогрессу и незаменимое средство передвижения.