Тимур Туров - Ядовитая кровь

– Что дальше? Ты еще про групповуху не рассказал.

– Точно. Значит, у Агаты почти ничего из картин Каменецкого не осталось – отдала одному деляге от живописи, господину Малявину, для продажи. Косте-то уже не нужно. Оставила себе свой портрет его работы, из последних. Я глянул – ничего так. Манера, правда, забавная. Значит – площадь Дзержинского, то есть Свободы, по-нынешнему. Посреди ее – сама Агата в голом виде и в позе... Если бы в годы моей юности изображение голой женщины в такой позе попалось мне на глаза – быть беде и неуправляемой этой... эякуляции. Но весь прикол не в бабе и не в позе. На заднем плане – бронзовый Ленин с протянутой рукой и наш монументальный Госпром. Только и Ленин – не Ленин, а нечто такое человекоподобное, и Госпром с наворотами. Если лицом к нему стоять, то на башне, той, что слева, не телестудии, а другой, такой здоровенный шар, радужный такой, как мыльный пузырь, и переход, как эфирный мост будущего, от Госпрома к университету. Бред, конечно, но написано в такой реалистической манере, будто с натуры.

Влад прикрыл глаза – понятно. То ли художник поначалу сумел скрыть открывшееся умение видеть сквозь Пелену, то ли оно настигло его уже после выписки из больницы, но в картинах бедняга все продемонстрировал и выразил. И нарвался.

– Подожди, а почему это ему уже ничего не нужно? – спохватился Влад.

– А помер бедняга. В больнице. Кровоизлияние в мозг, последствия травмы. Они же и хоронили. Сам понимаешь, лишних денег ни у кого нет, да и зачем он им мертвый нужен? Он и живой-то не слишком был востребован. Закопали, забыли. Все.

– Бумаги есть? – спросил Влад.

– Наверное... – пожал плечами Богдан. – В больнице. В психиатрии. А картины – у Малявина. В его студии – я проверил. Тут уж, извини, не сдержался. Дал по яйцам. Вполсилы, но от души. Бабы визжали, он скулил, прибежал сосед, убежал сосед, бабы замолчали, а он все скулил и скулил.

Лицо Богдана стало мечтательным.

– Нет, он потом сам признал, что так выражаться при сотрудниках милиции и голых женщинах нельзя. Что правила капиталистического общежития никто не отменял. И обещал, что перестанет распродавать чужую коллекцию, пока не станет понятно, что нет прямых наследников. Нужно же было мне что-то ему говорить? Он продал три картины и десятка полтора рисунков. Остальные я глянул – талантливый был художник. Поведенный на монстрах и обнаженке, но талантливый. Жаль, умер.

– И убивает жителей Харькова, – подхватил Влад.

– Вот и я так подумал. Фотографию я еще у Агаты зацепил – он это, гражданин начальник. Нужно будет еще нашему стукачку показать, пусть сверит. Но то, что мы опознали убивца, – без малейшего сомнения. Он.

– Ты ничего никому?

– Обижаешь. Даже вчера...

– Кстати, вчера. Какого хрена ты к людям Ивановой полез? Жизнь надоела?

– Какой Ивановой? Поклеп это! Вот крест святой животворящий – поклеп. Я к тутошним чокнутым цыганам ни ногой. Нема дурных. К ним «Беркут» и тот ездить отказывается, – Богдан даже перекрестился, демонстрируя свою честность и осторожность. – Я по своим каналам прошелся, по Журавлевке. Мне там еще немного должны, если помнишь.

Были должны, как понял Влад. Своими расспросами Богдан исчерпал должок тамошних цыган досуха, еще и лишку по своей привычке прихватил.

Собственно, ничего особо нового он не узнал. Вернее, Богдан узнал кое-что новое для себя, Влад большую часть если не знал, то представлял себе. А так – цыгане были необычными. Неприятные были цыгане, даже для своих соплеменников.

Появились не так давно, лет двадцать назад, держались вызывающе, к себе никого не приглашали, сами ни к кому не ходили. Дисциплину вожак поддерживал жесткую, работали резко и нагло. Но затейливо.

Больше всего раздражало харьковских ромов то, что всем заправляла женщина, та самая Ирина Иванова. У настоящего рома как? Жена права голоса не имеет, выполняет что ей говорят, делает работу или то, что ромы работой называют. А здесь...

Что Ирина говорила – то было законом для ее семьи и становилось правилом для всех окружающих. Проще было согласиться или съехать с базара, чем продолжать спор.

Тут ромы начали темнить, говорить, что Ирина могла порчу наслать, убить на расстоянии и вообще – сглазить. И слухи разные неприятные ходили, и случаи подтвержденные были – может. И делает в случае необходимости.

Единственный, кто с ней напрямую сцепился, был Серый. Но то, что не он Иванову убил, все ромы клялись, божились и готовы были голову в заклад давать.

Ее вообще нельзя было убить, говорили ромы, но тут закладываться были не готовы – факт смерти оставался фактом.

Вот на этом ромы свой долг исчерпали, разговаривая с ментом, пусть с хорошим, пусть даже ромов понимающим, но ментом. Это было не по правилам. Но Богдан сам правила устанавливал, и разговор продолжился.

Ирина промышляла снадобьями и амулетами. Снадобья были не только наркотическими, этим занималась даже и не Ирина, а ее внучка. Снадобья были, по слухам, самые волшебные, от приворотного до ядовитого, а амулеты...

Цыганки из других семей что угодно были готовы отдать за кольца, мониста или медальоны от Ирины. Стоили эти вещички безумно дорого, но могли заставить клиента отдать все деньги, впустить в квартиру и даже помочь грузить собственные вещи в чужую машину.

Источник Богдана снова клялся и божился, что сам видел, как с медальоном ром проходил в ювелирный магазин, брал золото и выходил у всех на глазах, но никто ему ничего не говорил, словно и не видел вовсе.

Богдан засмеялся и спросил, на фига Ирине такие богатства раздавать, и вообще заниматься наркотой и всем остальным. Достаточно оснастить такими медальонами всех своих и жить припеваючи, хоть здесь, хоть на Канарах.

Источник Богдана некоторое время крепился, но под издевательским взглядом Богдана не выдержал и сорвался. Богдан умел выводить собеседников из себя, не так, как это делал Влад, но тоже очень и очень эффективно. Он мог одним взглядом спровоцировать драку и одним словом заставить противника потерять голову.

Детей она покупала, выпалил ром и замолчал, потрясенный собственной откровенностью. Но задний ход в присутствии Богдана могли дать единицы, цыган к этим исключительно сильным личностям не относился, посему рассказал, что время от времени Ирина покупает детей. И платит за них очень неплохо. Детей не цыганских, хотя одного или двух купила и чистокровных ромов.

Обычно Ирина сама указывала, кто ей нужен, причем не только в Харькове и области, иногда приходилось ехать и в другие города. Платила либо деньгами, либо амулетами – на выбор, но амулетами – только за детей.

Знали об этом единицы, знакомый Богдана услышал об этом случайно, но верил этому. И верил, что проболтавшиеся живут недолго и умирают нехорошо.