Тимур Туров - Ядовитая кровь

– Вот, возьми, – Влад протянул цветок. – Это ваше.

– Он тебе еще нужен, – ответила сатресса. – Больше, чем мне. Оставь.

Огонек, который она зажгла над головами людей, стал меркнуть.

– Я ухожу. Я выполнила свой долг.

– Я благодарю тебя, – сказал Влад. – Если я могу что-то сделать...

Огненный шарик полыхнул, заливая площадку, людей, оборотней, живого и мертвого, отразился в дождевых лужах и в луже крови, пятнистой от капель дождя.

– Ты ничего не можешь сделать! – выкрикнула сатресса, и вокруг нее полыхнул белый ореол. – Ты и остальные люди могут только умереть. Я ненавижу вас! Ненавижу! Не понимаю, почему он относился к вам с жалостью. Вы не заслуживаете жалости! Все. Он был лучше всех вас. Он лучше всех! Но он не послушал меня. И никто из сатра не вмешался, потому что мой муж нарушил обычаи и законы, лишил себя права на защиту и месть. Только я...

Свет погас, и сатресса исчезла.

– Такие дела, – помолчав, произнес Капустян.

– Смешно, – согласился Влад.

– И холодно, – сказал Руслан. – Холодно, грязно и противно.

Влад включил фонарик, посветил – Руслан стоял голый, обхватив себя за плечи грязными руками, оставляя потеки грязи на теле. Ступни и колени также были в грязи.

– Я пойду к машине. – Капустян кашлянул. – Забрать художника?

– Забери оружие у Серого, телефон – обыщи, короче. И иди.

– Ладно, – кивнул Капустян, жмурясь в свете фонарика.

– Ты как? – спросил Влад у Руслана. – Как самочувствие?

– Странное самочувствие, – поежился Руслан. – Может, в первый раз так неприятно. В следующий будет полегче. Но привыкнуть можно. Даже не знаю, радоваться или плакать.

– Иди в машину, там, наверное, Богдан извелся весь. И как бы Кроха не пришел в себя и не начал чудить. Наручники на нем мне в этом смысле особого доверия не внушают. И по дороге оденься.

– А ты?

– А я попробую грехи отмолить.

Влад подождал, пока уйдут Капустян с Русланом, подошел к лежащему Каменецкому, присел на корточки.

– Забавно получилось, – сказал Каменецкий. – Ловко это у вас... Только больно. И как оно, подставлять других под пули? Согревает душу?

– Не очень, – признался Влад. – Вы хотели, чтобы я остановил вас. Пока не поздно.

– Хотел... Думал, что все будет немного быстрее и менее болезненно. Чик – и готово, – голос Каменецкого чуть дрожал, то ли от холода, то ли от потери крови. – За все нужно платить.

– Я знаю, – сказал Влад.

– Убьете меня?

– Не знаю. Выберете вы.

– И вы исполните?

– Наверное. Постараюсь вас уговорить, но если нет – исполню. Циркачи хотели получить убийцу своего соплеменника, – ровно, стараясь не сбиться с ритма, выговорил Влад.

– Убьют?

– Могут убить. Могут замучить. Мы говорили о поединке чести.

– В таком состоянии?

– Поэтому я и не знаю. Честно, не знаю.

– Ну, снять меня с крючка я даже просить не буду, не получится, – Каменецкий тихо-тихо засмеялся. – Не знаю, что там со мной сделал оборотень, но это начинает отпускать. Боль возвращается. Из чего я могу выбрать?

– Могу убить я, – сказал Влад. – Могу позвонить циркачам.

– Для вас это?..

– Может, я останусь в живых. Или мне тоже подарят поединок чести. Может, выторгую жизнь для моих друзей. Но больше всего я надеюсь, что смогу добраться до Шкворня. Вы же понимаете, так все сложилось – либо он меня, либо я его. Никто не станет вмешиваться.

– Это правда, что ты смог перехватить источник? Там, в Косово?

– Правда, – ответил Влад.

– Здорово... – простонал Каменецкий. – Я читал в бумагах... Не верил, но так хотелось... Больно... Очень больно. Запорожцы это умели. Они умели это очень ловко... Куда ни ткни в историю – везде они отметились... Даже к Москве ходили по поводу Лжедмитрия... И... и много чего еще... Плохо мне...

Каменецкого колотила крупная дрожь.

– Пойдешь к Шкворню? – смог проговорить он.

– Пойду. Счет у меня к нему.

– Хорошо. – Каменецкий с трудом поднял руку. Сунул во внутренний карман куртки, залитой его кровью, достал листок бумаги.

В клеточку, вырванный из общей тетради. Протянул Владу.

– Тут адрес, – прошептал он. – Там – все. Записи, материалы, адреса – все там. И номера счетов, деньги... Вызывай циркачей. Только скажи: пусть они скорее... Очень больно. И что бы там ни случилось – прижми Шкворня. Пусть они не лезут в наши дела... Пусть не лезут... не люди...

Влад вытащил телефон и набрал номер.

Влад велел сделать крюк, остановил машину возле проходного двора на Пушкинской.

– Встречаемся в десять возле Успенского, – уходя, бросил он через плечо.

– Орел! – буркнул Богдан. – Наполеон! Талантище!

– А мне нравится, – неожиданно сказал Капустян и улыбнулся. – Он хорошо держится. Я бы...

– Ты бы... – передразнил Богдан. – Ты его знаешь полтора дня, а уже он и нравится... Ясное дело – нравится. А ты с ним год потрись, эту симпатию сохрани, вот тогда и рассуждай. Нравится... Мне вон итальянская сантехника нравится и что? Гажу я в нее при случае от всей души и комплексов не испытываю. И Влад многим нравится... И гадят, суки...

– Ты с утра и недосыпа – злой, – сказал с заднего сиденья Руслан. – Ты, Игорь, внимания не обращай.

– Ага, не обращай, Игорек! – согласился Богдан. – Ты, Игорек, не соглашайся, а думай, что рапортовать подполковнику Осокину будешь обо всем происходящем. Типа – что видел, что слышал... Ты же с нами всю дорогу был, даже больше моего увидел. Я в парке Кроху сторожил, ни хрена не знаю, что там и как там с Серым вышло.

– Никак. – Руслан зевнул, поднял воротник куртки и прислонился к дверце. – И на следующий твой вопрос отвечаю – никто.

– А убивать, если что, нас будут вместе, между прочим. И что я скажу, когда меня пытать ребята Шкворня начнут? Вам проще – получил по ребрам, сломался, заплакал, сопли-слезы, то-се, вспомнил-выложил, что в голове было. И получил послабление, пулю там в лоб, или еще какой отпуск. А я? Спросят старшего лейтенанта Лютого, кто убил Серого, и что ответит старший лейтенант Лютый? Не знаю? А ему не поверят и будут старшего лейтенанта Лютого пытать. А я не люблю, когда меня пытают. Не пробовал, но не люблю. Я вообще не могу себе представить, как можно все это терпеть. Все эти героические подпольщики в застенках гестапо... Как можно терпеть, когда тебе иглы под ногти вгоняют? Как, скажите?! Я себе занозу загнал как-то – выл и на стену лез.

– Помню, – кивнул Руслан, не открывая глаз. – Весь детдом на ушах стоял, пока тебя ловили, а потом занозу вытаскивали, а потом йодом замазывали... Одно из самых сильных моих воспоминаний детства.

– Вот и я говорю – не выдержу. И что мне тогда прикажешь делать?

– А оно и к лучшему. Не знаешь – не выдашь. А если до разборки дойдет, то знаешь ты или не знаешь, а ничего поделать не сможешь.