Вадим Панов - Горевестница

Девушка резко поднялась и пару мгновений озиралась, пытаясь понять, где она и что происходит.

Ночь.

Глубокая ночь.

У стены посапывает Лешка. На его скуле свежая ссадина. Дыхание ровное, спокойное.

«Я не могла ТАК поступить!»

Катя встала с дивана, подошла к столу и вытащила из сумочки мобильный. Посмотрела дату на экране. Время.

С облегчением вздохнула:

«Приснилось!»

– Конечно, приснилось. Ты ведь не могла ТАК поступить.

Глубокий женский голос.

Очень приятный. Знакомый. Страшный.

Голос беды.

Катя не вздрогнула. Не удивилась. Набросила на плечи халатик, застегнула пару пуговиц и устроилась на диване напротив сидящей в кресле незнакомки.

– Привет.

– Доброй ночи, Катерина.

Она выглядела именно так, как представляла себе девушка. Довольно крупная, но при этом – изящная. Длинная темная юбка облегает широкие бедра. Сверху вязаная кофта. Когда затягивалась, огонек сигареты освещал лицо – круглое, но не простоватое. Твердые скулы, твердые, узкие губы, небольшие, очень темные глаза, маленький нос. И брови вразлет черные, длинные. И пышная копна вьющихся черных волос.

– Это был сон? – тихо спросила Катя.

– Сон, – эхом подтвердила женщина.

– А сейчас? Сейчас тоже сон?

– Если тебе проще так думать, то да – сон.

– А если я хочу знать правду?

– Правду ты знаешь.

Катя дотянулась до своих сигарет, прикурила, выпустила облако дыма.

– Кто ты?

– Такая же, как ты.

– Имя у тебя есть?

– Зачем оно тебе?

Обманщик‑дым строил между ними призрачную стену. Извивался, играл. Дым торопился жить, ему недосуг заниматься чужими проблемами.

– Это ты присылаешь мне записные книжки?

– Нет, – покачала головой женщина. – Не я.

– Кто?

– Те, кому нужна твоя помощь.

– Моя помощь? – не поняла Катя. – Но в чем? Что я могу сделать?

– Бывает так, – негромко ответила гостья, – что чьи‑то часы нужно остановить раньше срока. Редко, но бывает. Даже те, кто присылает нам записные книжки, не могут предусмотреть всего. Мы помогаем…

– Чем помогаем?!

– У тебя талант, Катерина, ты безошибочно находишь людей, чье время пришло.

– И убиваю их!

Пауза, длиной в несколько затяжек. Катя не мешала женщине курить. Молчала.

– Помнишь Шепталова? Первый из «них».

– Помню, – кивнула девушка.

– У него был неоперабельный рак. Но Николай Александрович оказался крепким мужчиной, он бы протянул еще год. На постоянных уколах. Сходя с ума от дикой боли. Ненавидя всех и вся.

– То есть мы…

Но женщина не позволила себя перебить.

– Григорий Семенович Штыль, которому ты дозвонилась два месяца назад. Банкир. Его сына должны были похитить. Штыль заплатил бы выкуп, но мальчика бы все равно убили. Григорий Семенович застрелился бы. А так – инфаркт. Планы бандитов сорваны, мать увезла ребенка в Швейцарию. Вчера ты дозвонилась до Маргариты Львовны Петровской. Завтра днем она попадет в автокатастрофу, мгновенная смерть. Если бы не это, то через два дня она бы обварилась кипятком и мучилась в течение суток.

– То есть я для них что‑то вроде эвтаназии?

– Не все заслуживают того, что им уготовано по первоначальному плану. Своими поступками человек способен изменить будущее, и, если это происходит, мы ему звоним.

И снова тишина.

– А если… я не хочу? Если я не хочу звонить?

Слезы, те, что появились после страшного сна, она давно вытерла. Но пришли новые.

Горько.

Или обманщик‑дым пошутил, забрался в глаза, защипал?

– Хочешь ты того или нет, тебе с этим жить. – Женщина вздохнула. – Сейчас тебе предлагают честный вариант. Тебе рассказали правду и обеспечили такие условия, при которых ты не видишь «их». Безликие голоса в телефонной трубке. Поверь, это очень хорошие условия. Ведь избавиться от своего таланта ты не можешь. И если откажешься от предложения, то останавливать часы тебе придется лицом к лицу с «ними». Ты будешь смотреть в «их» глаза, будешь знать «их» биографию, будешь чувствовать боль «их» родных и близких. Ты станешь очень жестокой. Или сойдешь с ума. А люди станут избегать тебя и шептаться за твоей спиной.

– Прекрати!

– Люди никогда не поверят, что ты не виновата.

В молчании они докурили сигареты. Затем гостья снова щелкнула зажигалкой, а Катя, справившаяся с подкатившим к горлу комком, глухо спросила:

– А мой сон?

– Последний? – уточнила женщина.

– Да.

– Если захочешь, он станет явью. – В глубоком голосе появился холодок. – Тебе надо просто позвонить. И очень сильно захотеть.

– И я смогу остановить его часы?

– Сможешь.

– И часы любого человека?

– Любого.

– Но это неправильно, – помолчав, произнесла девушка. – Ты говорила, что я… мы… Что мы помогаем. Не решаем.

– Рассматривай данную возможность как небольшую премию от тех, кому мы помогаем, – улыбнулась гостья. Холодно улыбнулась. – Авиакомпании предоставляют сотрудникам бесплатные билеты, провайдеры – время в Интернете, мясокомбинаты – колбасу по льготным ценам. Мы с тобой тоже своего рода сотрудники и имеем определенные привилегии.

– Выбирать тех, кого пожелаем?

– Не каждый день, разумеется. Есть ограничения.

– Они будут указаны в контракте?

Женщина рассмеялась.

– Ты молодец. Ты можешь шутить.

– Я уже все пережила, – сказала Катя. – Все передумала. Все поняла. – Пауза. – Перебоялась.

– Значит, я пришла вовремя.

Остановить часы любого человека. Указать, что его время пришло. Просто позвонить. Просто…

Вспомнился сон, вспомнились пустые глаза Зинки и раскрытая дверца «шестерки». Набрать номер Виталика? И что? И почему Виталика? На его месте мог оказаться и Сулейман, не меньший любитель «шашлыков». Ему тоже звонить? Или Ларочке? Ненавистной крашеной певичке, сломавшей Кате жизнь. А сломавшей ли? Не будь Ларочки, нашлась бы Машенька или Светочка. Какая разница? Дело не в женщине. Дело в так и не повзрослевшем, зацикленном на самом себе отце. Ему тоже позвонить? Отомстить за слезы в подушку, хихиканье одноклассников и щемящую тоску, пронзающую сердце, когда Лешка говорил: «Сегодня мы с отцом…»

Позвонить?

Даже в шестнадцать лет можно найти много людей, чей номер хочется набрать.

«Ты станешь жестокой. Или сойдешь с ума…»

И маленькая привилегия – первый шаг к беспощадному безумию. К пустым глазам, глядящим поверх голов. К холоду в душе. К нежеланию жить.

– Не думаю, что я буду кому‑нибудь специально звонить, – тихо сказала Катя.

Женщина понимающе улыбнулась:

– Я за двадцать лет тоже не собралась. Все по‑другому решалось. Или сама справлялась, или помогали. – Она глубоко затянулась. – Я принесла тебе кое‑что. – На письменном столе лежала потертая записная книжка. – Позвонишь?