Владимир Молотов - Гражданин уральской Республики

Неожиданно картина в скверике поменялась. Сначала с резким жужжанием ворвались во двор какие-то неформалы на скутерах, у которых Костя разглядел за плечами нечто вроде компактных автоматов, типа Калашникова без приклада. Скутеры покрутились и остановились, парни сдернули автоматы. За подвыванием скутеров и не слышно было, как въехал во двор большой черный джип с тонированными окнами. Одно из них открылось, и оттуда высунулся ствол. И сразу же началась стрельба громогласной очередью по парням на скутерах. Те попадали на землю и открыли ответный огонь. Часть шальных пуль попала в наркоманов, и они как-то даже забавно затряслись в конвульсиях, так и не придя в себя. Их случайно обстреляли, словно манекенов, выброшенных сотрудниками ближайшего магазина. Костю словно обдало горячим паром. Он метнулся за скамейку, сел на корточки и притих. Словно заколдованный, широко раскрытыми глазами он уставился на творящееся действо.

Один из парней со скутеров выронил автомат и не по-человечески взвыл, схватился за голову, перекатился по земле и затих. Другой парень достал из-за пазухи лимонку, сорвал чеку и запустил в джип. Мощный хлопок — и джип заполыхал фееричным огнем. Неформалы соскочили, вновь оседлали скутеры, моторчики взревели, и весь отряд моментально растворился за углом ближайшего дома. Стало вдруг тихо и пустынно, только потрескивал горящий джип. Все пронеслось молниеносно, словно кадры с кинопленки. Костя даже не успел опомниться.

Оставив скамейку, он машинально отряхнулся, прикурил сигарету и пошел прочь. Прочь из этого двора, то и дело оглядываясь назад, на полыхающий джип. Но картина больше не менялась. Люди попрятались по норам. Редкие прохожие, которые раньше попадали в поле зрения, теперь как будто обходили двор стороной.

Костя выбрался на тихую улочку, и ему сразу стало спокойнее. И тут он увидел отдаленно знакомый дом.

— Да, жутко здесь у вас, в Самаре, — протянул Костя, уничтожая бычок в стеклянной пепельнице, и оглядел кухню, как будто говорил не о городе, а о помещении, в котором они находились.

Кухня была довольно уютной. Угловой гарнитур молочно-кофейного цвета с золотистыми ручками и круглой мойкой из нержавейки. Примерно такую же мебель, подумал Костя, еще при Путине покупали в кредит все, кто хотел жить поприличнее. То же самое можно было сказать и про электрическую плиту, коричневую «Аленку», удачно вписывающуюся в общий пейзаж. Сквозь щели в приоткрытом жалюзи окна пробивалась черная синь.

— Жутко? Не то слово, — выдавил усмешку Сева, свернув винтовую головку пол-литровой бутылке водки. — Миротворцы давно чувствуют себя полноправными хозяевами. Под знаком новой идеологии развращают местное население. Травят вот этим вот пойлом. (Он угрожающе потряс пол-литрой с этикеткой «Русский медведь».) Да ты не бойся, тут самогон, настоящий, у соседки брал, бутылка просто левая. Вот, травят, развращают. И русские успешно деградируют, осталось совсем немного.

Сева придвинул рюмку Косте, самогон притягательно забулькал. Рюмки наполнились до краев.

— Ладно, давай за русских. — Сева поднял свою рюмку.

Они выпили. Костя подцепил вилкой кусочек вареной рыбы. («Эх, зараза, большая была щука, в Волге на донку выловил»…) Занюхав, Костя быстро отправил закуску в рот. Горячий комочек обжег небо, и Костя наполнил щеки воздухом. Хозяин после рюмки профессионально поморщился, выдохнул и занюхал рукой. Муконину в очередной раз показалась забавной эта несуразность Севкиного лица, заключающаяся в каком-то неправильном соотношении больших почти черных глаз, очерченных дугообразными бровями, сальной вьющейся челки и остальных черт. Особенно такая божеская неразумность проявлялась, когда на лбу у Севы обозначались мимические морщины.

— Они ходят по улицам с самодовольными американскими улыбками, — сообщил Сева про Натовцев. — Или ездят на самоходках, размахивая своими гребаными флагами. Они трахают наших баб, а те безропотно соглашаются отдаться за ужин в Макдоналдсе с сытными гамбургерами и чизбургерами. Они поставляют наркоту в школы и колледжи. А в учебных заведениях вместо Русской Литературы заставляют преподавать Историю Великой Американской Демократии, поглотившей мир.

Каждый из них может запросто пристрелить любого встречного горожанина, который не так посмотрел, не так ответил, не уступил дорогу. Вон на днях в супермаркете один английский миротворец зашел и просто так перестрелял всех посетителей и кассирш. Благо, народу мало было — дело к ночи шло. (Костя покачал головой.) И никто за это не накажет, поскольку они сами и есть порядок и закон. Всех русских ментов давно перестреляли свои же. Зато теперь получили еще хуже.

— Н-да, я примерно так и представлял, — вздохнул Костя. — Вот, пока твой дом искал, тоже нарвался на перестрелку: какие-то малолетки на скутерах воевали против черного джипа и потом его подорвали вообще. Интересно, что бы это могло быть?

— Обычное дело. — Сева махнул рукой. — Разборки между всякими группировками. У нас каждый день такие истории. Помнишь, как когда-то было, в лихие девяностые? Ну вот, тоже самое, только еще хлеще. Раздел сфер влияния. Мы тут на улицы лишний раз не суемся.

— Да уж, это я заметил, народу на улицах мало. — Костя подул на корешок рыбьего плавника, наколотый на вилку, и затем обсосал его. — Десять лет назад, помнишь, я приезжал? В ту пору никто и не представлял такое будущее. Город изменился до неузнаваемости.

— Вот именно, никто не представлял. — Сева вновь наполнил рюмки и приглашающим жестом поднял свою.

Приняв на грудь, они молча пожевали остатки наваристой щуки.

— Никто не представлял. В этом-то и была наша вина, — продолжил мысль Сева. — Мы сами профукали свою Россию.

— Думаешь? Кто ж мог знать, что посыплются ядерные бомбы?

— А, брат. Вот тут ты не прав! Это с нашего молчаливого согласия чиновники и олигархи распродавали страну, это с нашего молчаливого согласия мичманы расхищали армейский запас, а высшие чины Минобороны, вместо производства новых ракет, раздавали за взятки выгодные заказы на форму от Юдашкина. Это с нашего молчаливого согласия нас превращали в быдло, едва сводящее концы с концами на десять-пятнадцать тысяч рублей в месяц. В быдло, тупо пялящееся после работы в картонных героев ванильных телесериалов. Или внимающее гомикообразным певцам эстрады. — Сева раскраснелся, разлив опять самогонку, он выпил одним махом и, не закусывая, продолжил: — Это с нашего молчаливого согласия из нас лепили пластилиновых обывателей, мечтающих жить на халяву. Которые почитали за великое обывательское счастье купить в кредит тачку на кабальных условиях. Которых ничего не интересовало, кроме футбола и пива. И мы плевали на Родину, в которой сами же и жили.