Тимур Туров - Полукровка

С этим человеком... да, человеком, можно было поделиться чем угодно. Как с папой или с Ольгой. Только если папа и Ольга стали бы за него волноваться сверх меры, то Тинек выглядел трезвомыслящим другом. Равным, который не станет метать икру, но сможет что-то присоветовать.

– Иногда, – сказал вдруг Володя, – я вижу... сны. Но не обычные, а как бы это сказать... Понимаешь?

– Нет, – ответил Тинек.

– Я вижу разных людей и не людей тоже. Одних я знаю, других никогда не видел. Я вижу, что с ними происходит, и не просто вижу, а еще и знаю, что они думают, что с ними было раньше. Это очень странно... странное ощущение... Я просыпаюсь, понимаю, что как будто все это снилось. И при этом я знаю, что это как бы и не сон... Ну, что так было на самом деле. Раньше видения были только, когда я спал, а сейчас они могут возникать и наяву.

– Это как? – не понял бармен.

– Ну, вот, к примеру, я сижу, говорю с тобой, а потом раз... как кнопку нажали. И я вижу кусок чужой жизни. Проживаю его, ну, как во сне... А потом раз, и все продолжается, как обычно. Я понимаю, что я и в отключке-то не был. Просто на секунду выпал из реальности.

– И кто тебе снится? – Тинек преисполнился серьезности, какой за ним прежде не наблюдалось.

Он навис над Володей и слушал, затаив дыхание.

– Всякие. Например, отец. И папа... то есть отчим. А еще князья и бояре. И другие, которые померли сотни лет назад. Вот в последний раз Лжедмитрий. Ты знаешь, что он был джинна?

– Нет, – коротко гавкнул Тинек.

– А я знаю теперь это совершенно точно.

– Ты можешь этим управлять? Эти видения, они с чем-то связаны?

– В смысле?

– Ну, знаешь, как у Фрейда. Если ты думаешь о чем-то в течение дня, то оно сублимируется и...

Володя помотал головой, и Тинек замолк на полуслове.

– Я никогда не думал о Лжедмитрии. И ни о чем таком. Я даже на уроках истории о нем не думал. И я не могу этим управлять. Оно происходит само.

– Мнда, – буркнул Константин и вернулся к своим делам.

– Ты что-то знаешь об этом? – насторожился Володя.

– Слышал, – кивнул тот. – Существуют такие. Провидцы. Я ни разу с ними не общался. Ты первый. Только...

Тинек умолк, снова становясь похожим на задумчиво глядящую собаку со свешенным на сторону языком.

– Только что?

– Я где-то слышал, что подобные вещи проявляются только у существ смешанной крови.

– Ты хочешь сказать, что... – Володя задохнулся от накатившего понимания.

– Кто твоя мать? – просто спросил Тинек.

– Понятия не имею, – ответил Володя.

– В любом случае это уже кое-что, – оскалился шакал. – За человека с таким даром могут схлестнуться многие.

– Что значит – схлестнуться? – напрягся Володя. – Этот человек – я. И выбор все равно за мной.

– Как знать, – покачал головой Тинек. – Не всегда выбираем мы.

– В любом случае это не может быть причиной, – отрезал Володя. – Просто потому, что ты первый, кому я обо всем этом рассказал. Никто не знает, понимаешь? Даже отец.

– А кто твоя мать, он знает?

– Наверное, – пожал плечами Володя.

– И если все так, как я предполагаю, то он не знает точно, но может догадываться о такой возможности, – задумчиво, словно для себя, а не для Володи, проговорил бармен. – И твоя мать наверняка знает, кто твой отец. А значит, тоже может догадываться о твоем даре. Пусть вероятность возникновения у тебя такого дара невероятно мала, но она есть. И она тоже дорогого стоит.

Он пристально посмотрел на Володю:

– Кто твоя мать?

– Я же сказал, что не знаю.

– А я вот кое о чем начинаю догадываться, – протянул Тинек. – Знаешь, я поговорю с одним человеком, возможно, он что-то сможет рассказать по этому поводу.

– Когда? – от волнения голос Володи сорвался на хрип.

– Завтра. Утром, – пообещал Тинек.

На этот раз ему ничего не снилось. А если и снилось, то Володя об этом не вспомнил. Первое, что он увидел, раскрыв глаза, оказалась барная стойка.

Он пошевелился. Тело затекло от долгого и неудобного существования в полусидячем положении. Встать получилось не сразу. Володя размял затекшие ноги и огляделся.

Подвал клуба был все тот же, только не гоняла по стенам и полу возле сцены светомузыка, и приглушенного освещения по углам тоже не было. По всему пространству зала горел совершенно обыкновенный, одинаково ровный свет. Достаточно яркий, чтобы безжалостно высветить все огрехи интерьера, скрывавшиеся за феерией и интимом ночи, что странно сочетались в этом месте.

Место богатых гуляк заняла немолодая и некрасивая уборщица с пластиковым ведром и потрепанной шваброй. И взамен музыки, смешков, вскриков и караоке была тишина, прерываемая лишь бряцаньем ручки по ведру и шварканьем швабры по полу.

«Праздник кончился, блестки сняли, – подумал Володя. – И что осталось безо всей этой мишуры? Жалкое зрелище».

Он потянулся до хруста и расправил плечи. На стойке стояла чашка чая. Нетронутая. Володя коснулся ее кончиками пальцев. Горячая. Сахар нашелся тут же. Володя высыпал в чашку три пакетика, размешал и отхлебнул. Не хватало лимона, но лазить во владениях Тинека он не рискнул.

Последнее, что осталось в памяти от вчерашнего вечера, был звонок родителям, которым напел, что ночует у приятеля, и странный коктейль, который Тинек зажег от спички, прежде чем отдать официантке.

Оборотень появился через несколько минут. Бодрый, несмотря на отработанную бессонную ночь. Подмигнул Володе:

– Привет.

– Привет. Как я вчера заснул?

– Как сидел, так и заснул, – оскалился Тинек. – Чай нашел? Это хорошо. Допивай, и поехали.

Володя послушно сделал глоток и тут же поперхнулся, осознав вторую часть фразы.

– Куда? – спросил, откашлявшись.

– К одному человеку, который кое-что сможет тебе рассказать на интересующую тебя тему. Я же обещал, что позвоню.

– Ты что-то узнал? – загорелся Володя.

– Немного. По дороге расскажу. А остальное на месте сам спросишь. Пей чай.

Второй раз просить не пришлось. Володя, обжигаясь, в несколько глотков добил чашку. По дороге забежал в туалет, пафосный, как и все здесь, зато чистый. Выйдя из кабинки, ополоснул руки и лицо над гранитной раковиной. Выключил воду. Взгляд уперся в зеркало, что тянулось вдоль всей стены. На него смотрело помятое лицо с красными глазами. Сколько он спал? Часа три-четыре? На стуле, одетым, в скрюченном виде, под завывание в караоке пьяных мужиков.

После того, что увидел в зеркале, лицезреть подтянутого и свежего, как огурец, Тинека казалось верхом издевательства. Тот бодро прошагал по стоянке к одинокому «Опелю». Пискнула сигнализация. Машинка моргнула фарами.

Володя замялся. Тинек распахнул водительскую дверь, повернулся. Сказал с неудовольствием:

– Чего стоишь? Садись.

Володя, словно только и ждал приглашения, засуетился, потянул дверцу, плюхнулся на переднее сиденье.