Сергей Москвин - Предельная глубина

Над водой было ветрено, по поверхности ходили свинцовые волны, а из нависших над озером туч лил частый и мелкий дождь – верный признак приближающейся осени. Но по сравнению с давящим мраком глубины здесь был настоящий рай. Пробив головой ходившую ходуном поверхность озера, Игорь с облегчением выплюнул загубник, стянул с лица водолазную маску и поспешно огляделся. Рядом никого не было, только водолазный бот покачивался на волнах примерно в тридцати метрах от него. Сразу вернулась тревога за Короткова. Заметив на палубе двух матросов судовой команды, Игорь быстро поплыл в их сторону. Матросы тоже заметили плывущего по волнам водолаза. С борта полетели в воду страховочный конец и, что особенно задело самолюбие Игоря, спасательный круг. Проигнорировав брошенный ему круг, Игорь схватился за страховочный трос и с его помощью быстро взобрался на палубу.

Ему навстречу бросился Герасимов:

– Как вы, товарищ старший лейтенант?!

– Что с Коротковым? – нетерпеливо спросил Игорь.

– Откачали. Воды, дурак, нахлебался. Но сейчас уже ничего, оклемался. Лежит в кубрике, отдыхает. – Герасимов довольно улыбнулся и снова повторил свой вопрос: – А вы-то как, товарищ командир?

– Со мной все в порядке.

Игорь стянул с головы капюшон гидрокостюма. Но, вопреки его словам, лицо Герасимова озабоченно вытянулось.

– У вас же кровь, товарищ лейтенант.

– Где?

Игорь провел рукой по щеке, на которую указывал Герасимов. На пальцах остался кровавый след. Остальная кровь размазалась по уху. Похоже, повреждена барабанная перепонка. Черт, как некстати.

Пока они говорили, на палубу вышел командир бота мичман Ермаков. Осмотрев ухо Игоря, он озабоченно покачал головой.

– В санчасть надо. Мало ли что. Да и «утопленника» вашего надо врачу показать. А мина – черт с ней! Вернемся, поднимем.

– Не поднимем. – Игорь отрицательно покачал головой. – Она взорвалась.

– Как взорвалась?! – Ермаков и Герасимов изумленно вытаращили глаза. – Мы ничего не слышали.

– И всплеска не было, – добавил Герасимов.

Игорь нахмурился.

– Не знаю как. Но я отчетливо видел вспышку на дне и… – В последний момент он решил не говорить о замеченной им странной подводной скале. – И гидродинамический удар был самый настоящий.

Ермаков снова взглянул на кровоточащее ухо Игоря и озадаченно покачал головой.

– Ну, да. Только почему мы ничего не почувствовали? Тут глубина метров семьдесят, не больше. При взрыве нашу посудину должно было здорово тряхнуть.

– Не знаю, – резко ответил Игорь. – Только глубина здесь гораздо больше.

Голова болела все сильнее, и продолжать этот никчемный разговор у него не было никакого желания.

– В принципе ничего страшного, – объявил Татаринов после медосмотра.

В белом халате и с дисковым зеркалом лор-врача на лбу он напомнил Игорю циклопа.

– Слышишь меня хорошо?

Игорь кивнул:

– Нормально.

– Ну вот, значит, барабанная перепонка цела.

– У меня голова раскалывается, – признался Игорь.

– А что ты хотел? – Татаринов снял с головы медицинское зеркало, от которого у него на лбу осталась широкая красная полоса. – Раз попал под удар взрывной волны, то считай, сотрясение мозга ты заработал. В сон не клонит?

Игорь прислушался к своим ощущениям.

– Да вроде нет.

– Выходит, вы оба легко отделались.

Короткову в перевязочной санитар как раз заканчивал бинтовать эластичным бинтом пострадавшее плечо. Кроме небольшого растяжения мышц, Татаринов у курсанта ничего не обнаружил. Потеря сознания для Короткова и вовсе прошла бесследно. Можно считать, что они действительно легко отделались.

– Дай хоть какую-нибудь таблетку от головы, – попросил Игорь.

– Обойдешься, – улыбнулся Татаринов, но затем все-таки дал ему таблетку цитрамона.

Разговор с Добровольским, к которому отправился Игорь, выйдя из санчасти, протекал куда менее гладко.

– Объясните, Мамаев, как вы потеряли боевую мину? – хмуро спросил каперанг, глядя на Игоря в упор.

– Курсант Герасимов отцепил страховочные стропы раньше, чем его напарник пристегнул буксировочный конец к транспортировщику.

Оправдание прозвучало вяло. Игорь и сам это понимал.

– А вы где находились в этот момент? Почему не проконтролировали действия курсантов? Почему вы вообще использовали для тренировки боевую мину, вопреки категорическому запрету своего непосредственного начальника?

Игорь понял, что Щербак уже успел рассказать Добровольскому о причине возникшего между ними спора. И хотя никакого запрета не было – Щербак не успел наложить на представленный ему на утверждение план учебного занятия свою резолюцию, говорить об этом не имело смысла.

– Виноват, товарищ капитан первого ранга.

– Виноваты. И будете за это наказаны, – подтвердил Добровольский. – А пока, до окончания служебного расследования, которое определит степень вашей вины, я отстраняю вас, Мамаев, от проведения занятий по минно-взрывному делу. Вы докладывали, что в учебном плане вам не хватает часов для разведывательной подготовки. Вот и займитесь ею.

– Есть заняться с курсантами разведывательной подготовкой.

Похоже, другого ответа Добровольский и не ожидал.

– Идите, Мамаев, и сделайте необходимые выводы из нашего разговора.

Игорь четко повернулся через левое плечо и вышел из кабинета командира части.

Уже на следующий день на общем построении Добровольский зачитал перед строем приказ об объявлении старшему инструктору по боевой подготовке – старшему лейтенанту Мамаеву – строгого выговора за халатное отношение к своим служебным обязанностям, повлекшее причинение вреда здоровью личного состава и утрату боевого оружия.

После построения к Игорю подошел Татаринов.

– Что голову повесил? – с усмешкой спросил он.

Игорь решил, что приятель издевается. Но оказалось, что Татаринов и не думал шутить.

– Ты радуйся, что жив остался. Выговор что. Как объявили, так и снимут. А не снимут, так и с выговором жить можно. А вот если бы эта елда у тебя на минрепе взорвалась, тогда, сам понимаешь… – Военврач развел руками. – Ошметков бы не собрали. Так что заходи вечером. У меня коньячок есть, отметим твое чудесное спасение.

Вечером Игорь, как обычно, собирался на свидание к Зое, но, поразмыслив, решил отложить встречу до следующего дня. Зоя обладала острой наблюдательностью и, конечно, сразу бы заметила его подавленное настроение. А говорить с нею о своих служебных делах Игорь избегал.

Зато после трех рюмок коньяка, выпитых за столом, на кухне Татаринова, он вновь вернулся к обстоятельствам вчерашнего происшествия.

– Я вот никак не могу понять, почему эта проклятая мина вообще взорвалась! Ну, утонула, ну, упала на дно. С чего ей взрываться?! Там же ни черта нет! На что мог среагировать взрыватель?