Тимур Туров - Камень судьбы

Это был довольно тяжелый футляр или даже маленькая шкатулка, сработанная из неизвестного Глебу металла. Сначала он подумал, что футляр сделан из серебра, но по мягкому блеску и отсутствию темной пленки окисла решил, что это платина. Вдоль тонкой линии, отделяющей крышку от футляра, вился растительный орнамент, у крохотной кнопочки замка распускавшийся цветочным букетом. В целом вещица производила впечатление очень старинной и очень дорогой.

«Ох и вляпался я в историю», – тупо подумал Глеб и решил пока не открывать футляр. Осторожно, словно гранату на боевом взводе, он положил нечаянный подарок на кухонный стол и взялся за «Хеннесси», пробормотав:

Двухсотграммовый стакан коньяка согрел тело, прояснил голову, но не успокоил душу. Пошатываясь, Глеб вернулся в прихожую, свалил на пол мокрую и грязную одежду. Наскоро вымывшись в ванной, он натянул пушистый махровый халат, босиком прошлепал в комнату и рухнул на кровать. Мысли в голове то ползли, как гусеницы, то вдруг начинали хаотично метаться, точно мотыльки у свечи:

«В любой ситуации есть положительные и отрицательные стороны. Актив и пассив. Что у меня в активе? Меня не заметили. Вроде бы не заметили, тьфу-тьфу-тьфу! А что в пассиве? Я стал свидетелем массового убийства. Надо будет посмотреть криминальные сводки за сегодняшнюю ночь… Итак – я свидетель. Но что я видел? Несколько нечетких силуэтов. Я даже не разглядел, сколько было убийц… Будут они меня искать? Да они даже и не догадываются, что я там был! То есть если я сам не совершу какую-нибудь глупость, не пойду в милицию с чистосердечными признаниями – мне ничего не угрожает. Ни-че-го!»

Глеб приободрился, обветренные губы его растянула пьяная улыбочка. В самом деле – все уже закончилось, никакого продолжения эта история иметь не будет. Ну, грохнули какого-то олигарха или криминального авторитета… Вспомнив лицо мужчины, выбравшегося из лимузина, Глеб решил, что человек с такой внешностью может быть и тем, и другим. Точнее, мог быть. Теперь его нет. Родственники, друзья, подельники, коллеги или еще кто-то там постараются найти убийц, отомстить, но и тут Глеб Погодин им не помощник – он ничего толком не видел и ничего не знает.

Правда, есть одно «но». Это «но» лежит на кухонном столе, и оно, это самое «но», должно, по словам умирающего, само «найти наследника».

«Ох, черт!» – Глеб вскочил с кровати.

От эйфории, охватившей его несколько секунд назад, не осталось и следа. В отчаянии забегав по комнате, он ругал себя последними словами:

«Тупица! Аналитик хренов! «Актив-пассив»… Все мои выводы не стоят выеденного яйца в том случае, если целью нападения было не убийство, а этот самый платиновый футляр и его содержимое. И тогда…»

И тогда его жизнь в опасности. В большой опасности.

«Люди это серьезные, хотя бы судя по оружию. Такие «швейные машинки», как у них, я где-то видел. В каком-то гейме. И даже звук знакомый… Ну-ка, ну-ка…»

Метнувшись к компу, Глеб начал лихорадочно шерстить оружейные сайты. Поиски увенчались успехом довольно быстро. С монитора на побледневшего Погодина хищно смотрела снайперская винтовка-автомат ВСК-94. В свете фар на Главной аллее Глеб хорошо разглядел оружие убийц. Ошибки быть не могло – тот же толстый глушитель, маленький магазин, короткий ствол, приклад с прямоугольными вырезами. Пробежав глазами основные характеристики оружия, Глеб дрожащим голосом прочитал вслух:

– «ВСК-94 состоит на вооружении и используется различными правоохранительными структурами России. Винтовка ВСК-94 может использоваться для малошумной стрельбы по целям на дальностях до 200–300 метров, в том числе и по целям в средствах индивидуальной защиты (бронежилетах). Из недостатков стоит отметить: винтовка не является абсолютно бесшумной. Ее лязгающий затвор (особенно при стрельбе очередями) далеко слышен, особенно в ночное время и при отсутствии достаточно сильных фоновых шумов…»

Выключив комп, Глеб сунулся за сигаретами, вспомнил, что те промокли насквозь, и с досадой выругался.

«ВСК-девяносто четыре состоит на вооружении и используется различными правоохранительными структурами России, – повторил он про себя. – Этого только не хватало. Выходит, я был свидетелем не убийства, а спецоперации? Хрен редьки не слаще. Впрочем, чего я психую? Даже если они найдут следы и запустят собаку – ночью шел дождь, все мокрое, утром тысячи людей отправятся на работу и все затопчут. Нет, меня не найдет никто! А все мои панические мысли просто от усталости. Надо махнуть еще коньяка, поглядеть, что за Кощеева смерть живет в платиновом яйце, и ложиться спать».

Нетвердой походкой пройдя на кухню, Глеб налил «Хеннесси», выпил, закусил яблоком и дрожащими руками взял футляр. Надавив ногтем на кнопочку замка, он откинул крышку и замер, пораженный. Внутри, в ложе из черного бархата, лежал прозрачный зеленый камень величиной с перепелиное яйцо. Странно ограненный – по поверхности шли полосы из крохотных треугольников и квадратов – камень лучился чистым зеленым светом, будто внутри горела маленькая лампочка. Несомненно, это было настоящее сокровище, стоившее очень дорого. Страх снова сковал Глеба, в голове зашумело.

– Убьют. Меня убьют… – По лицу Погодина потекли пьяные слезы. – Надо уничтожить все! Улики! Улики!

Он бросился в прихожую, сгреб грязную одежду, потащил в ванную. Куртка, штаны, кроссовки… А где же?..

– Бейсболка! – выдохнул Глеб, опускаясь на кафельный пол.

Любимая, «счастливая» кожаная бейсболка, подарок все той же Милки Игнашевич! Ее нигде не было.

«Обронил в лесу? Где? Когда? Когда ломился от гопников или… Или там, на Главной аллее?..»

Он снова заплакал. Если кепка потеряна на месте убийства, то страшных гостей стоит ждать в любой момент. Дело в том, что на тканевой подкладке бейсболки рукой Милки, несмываемым, «вечным» фломастером было написано: «Глебу Погодину с любовью. Твое Солнышко»…

Глеб заметался по квартире в поисках дорожной сумки. «Бежать, бежать, бежать!» – билась в голове единственная мысль. А куда бежать? Наобум, куда глаза глядят? Он остановился, посмотрел на отражение в полированной дверце шкафа. Там застыл нелепый человек с опухшим лицом и всклокоченными волосами. Из-под пушистого халата торчали худые волосатые ноги.

– Соберись, раскис, как баба! – громко обратился Глеб к своему двойнику.

Нарочито грубый тон подействовал. Дрожь прошла, голова прояснилась. Правда, в ней разливался обессиливающий коньячный звон, но он не мешал, скорее наоборот – «Хеннесси» сработал как транквилизатор, заглушив ненужные эмоции.