Карен Трэвисс - Боевое братство

ДОМ САНТЬЯГО, ХАСИНТО; ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД,

ЗА ЧЕТЫРЕ ГОДА ДО ДНЯ-П

Дом присел на краешек кресла, уперся локтями в колени и повесил голову, ожидая взрыва.

Взрыва не было. Возможно, разразись буря, ему было бы легче.

— Тебе шестнадцать, — наконец сказал отец. — Тебе всего шестнадцать лет.

— Отец, я все равно не могу отвернуться от этого. — Дом уловил шорох за дверью гостиной: мама прислушивалась к их разговору, — Я должен поступить правильно.

Эдуардо Сантьяго присел на корточки перед сыном и заглянул ему в глаза:

— Ты и впрямь хочешь жениться на этой девочке, когда сам еще ребенок?

— Я не оставлю Марию одну после того, что случилось, — заявил Дом. В следующее мгновение он по- чему-то вспомнил о Маркусе. — И я не хочу, чтобы моего ребенка воспитывали чужие люди.

Дом и сам не знал, откуда у него взялись такие слова. В этот момент он словно слышал себя со стороны, как мог его слушать отец, и сам себе казался маленьким мальчиком, повторявшим слова взрослых, значения которых не понимал.

"Но я действительно так думаю. Я хочу жениться на Марии. И всегда хотел этого. Только… это надо сделать как можно скорее".

— Она сказала о беременности родителям?

— Нет. — Родители Марии нравились Дому, но он не хотел испытывать их подобным образом. — Я хочу быть рядом с ней, когда они об этом узнают. Я сам должен им все рассказать.

Эдуардо немного помолчал, пристально глядя в лицо сына, потом медленно улыбнулся:

— Да, именно так должен поступить мужчина.

— Я боюсь, отец.

— Я знаю.

— Ты сердишься на меня?

— Не сержусь. Я хотел бы, чтобы все было по-другому. Но раз уж так вышло… мы поможем тебе, чем сумеем.

— Прости. Я тебя разочаровал.

Дом и сам не знал, почему решил, что отец будет на него злиться: ведь он никогда не выходил из себя. Но этот случай был настолько серьезным, что можно было ожидать исключения из правил. Отец же стал немного грустным и сентиментальным, как в те минуты, когда вспоминал погибших армейских друзей. Он положил руки на плечи Дома.

— Ты никогда не разочаруешь меня, сынок, — тихо произнес он. — Я никогда не гордился тобой больше, чем в это мгновение. Легко быть храбрым, когда все идет хорошо, но настоящий характер мужчины познается только в тяжелых ситуациях.

Дом вовсе не чувствовал себя настоящим мужчиной. Его сердце сжималось от страха, как и в тот день, когда Мария сообщила ему о беременности. Он попал в трудную ситуацию — здесь отец прав. Дом казался себе беспомощным ребенком; он хотел бы повернуть время вспять и все изменить… Но не мог. И надо было справляться самому.

Просто ему надо больше времени. Просто все слишком быстро. Они все равно поженились бы и завели детей. Года через три или четыре все будет как надо…

— Я пойду и скажу маме, — наконец произнес Дом. — А потом отправлюсь к родителям Марии.

— Хочешь, я пойду с тобой?

— Спасибо, но…

— Ты сам будешь говорить, я только постою рядом.

Эдуардо Сантьяго всегда знал, что нужно его детям. Дом тоже хотел бы обладать таким чувством меры, всегда понимать, когда его участие необходимо, а когда — и как далеко — следует отступить. Будущий ребенок создаст много трудностей, зато опасения Дома с тали сменяться радостью: он всегда может рассчитывать на поддержку семьи, даже если сам твердо решил не обременять родных лишними заботами.

— Ее отец с ума сойдет, — сказал Дом.

Самым трудным для Дома стало постучать в дверь Флоресов. И, как оказалось, больше всех расстроилась мать Марии.

— Должен признать твое мужество, Дом, — сказал отец Марии, обняв за плечи всхлипывающую жену. — Тогда вам лучше пожениться.

Без разрешения родителей они ничего не смогли бы сделать. Ни Дом, ни Мария еще не достигли того возраста, когда могли бы купить себе пива, но на передовой в те времена тоже сражались и умирали слишком молодые солдаты.

Дом поклялся, что это будет последняя глупость в его жизни. Он твердо решил продолжать занятия, подрабатывать в свободное время и помогать жене и ребенку. Он понимал, что придется нелегко. Но, возможно, в этом и был определенный смысл. Если ты где-то ошибся, придется попотеть, чтобы выправить положение, иначе ты не усвоишь урок.

А Карлос в мундире армии КОГ станет на их свадьбе самым желанным гостем. Карлос всегда поступает правильно, и Дом был исполнен решимости в будущем брать с него пример.

ПОМЕСТЬЕ ФЕНИКСОВ, ХАСИНТО.

ЗА ЧЕТЫРЕ ГОДА ДО ДНЯ-П

К величественному крыльцу дома Маркуса подойти незамеченными не удалось. И камеры наблюдения были тут ни при чем. Гравий подъездной дорожки громко скрипел под новыми форменными ботинками Карлоса.

— А правда, что для смягчения ботинок вам приходится на них мочиться? — спросил Маркус.

Карлос поглядел вниз:

— Нет, это кожаные ботинки. И потом на них слишком много металла. Мы просто разнашиваем их, и нужно сделать это до того, как они тебя доконают.

— Похоже, пока побеждают они…

Карлос неловко поднялся по ступеням. Он еще не привык к толстым подошвам и тугой шнуровке до самого колена.

— Потом посмотришь. С полной броней они выглядят как надо. И они работают.

Обсуждение фасона армейских ботинок позволяло им немного отвлечься от поджидавшей впереди задачи. Решать ее предстояло Маркусу, но неприятное напряжение испытывали оба друга. Старик Маркуса мог взбеситься от ярости.

С каждым визитом поместье Фениксов казалось Карлосу все более неуютным. Это был не дом, а какое-то учреждение. Весь его вид говорил о том, что здание всегда находилось здесь и останется навеки, а всякие букашки вроде Карлоса так ничтожны, что не стоит даже замечать их присутствие. Массивные колонны, украшенные богатой резьбой тимпаны — все это заставляло вытирать ноги задолго до того, как гость переступал порог. Да и входил сюда Маркус чаще всего с заднего двора, предназначенного для торговцев и прислуги.

Даже не учреждение — это был какой-то мавзолей. Огромные статуи в аккуратно подстриженном саду, не уступавшем по размерам городскому парку, напоминали надгробия. Звуки Хасинто — далекие голоса, шум машин, неумолчный городской гул — покорно отступали перед высокой, увитой виноградом стеной.

Казалось, что все живое увядало в этом величественном здании. Да в нем почти и не было никакой жизни. Карлос хотел находиться здесь ровно столько времени, сколько потребуется, чтобы поддержать Маркуса, а потом как можно скорее уйти.

— Ты все еще намерен через это пройти?

Маркус уставился на высокие двойные двери, словно приказывая им открыться. Темно-зеленая краска на них лежала ровным толстым слоем, отшлифованным до зеркального блеска временем и многими поколениями. Этот вход вел в иной мир, куда Карлос изредка заглядывал, но так и не смог понять.