Алексей Калугин - Планета смертной тени

А потом шаман помог нам вспомнить свои имена.

Это было потрясение, шок… Настолько сильный, что я даже не знаю, с чем его сравнить… Может быть, только с рождением… Природа защищает новорожденного младенца, лишая его воспоминаний о той боли и ужасе, что испытал он, явившись в мир. Если бы он только вспомнил… В тот момент, когда передо мной раскрылось прошлое, меня будто схватили сильные руки и принялись выворачивать наизнанку. Мой мозг превратился в жидкий кисель и стал вытекать через все имеющиеся в черепе отверстия. Мой разум покинул меня. Сознание вилось над головой, жужжа, будто огромный шмель… Нет, все было не так! Я пытаюсь, но не могу найти слова, которыми можно было бы описать то, что со мной происходило, когда моя настоящая личность выталкивала из моего сознания того фантома, что сам я создал. Могу только сказать, что борьба эта не закончена и по сей день. Временами я не могу понять, кто я на самом деле. Или вдруг начинаю чувствовать, что внутри меня находятся две разные сущности, каждая из которых хочет, чтобы я считал ее своим истинным Я.

Несколько дней после того, как Юм-Памарак провел ритуал, мы вообще не сознавали, кто мы, где мы находимся и что происходит вокруг. По-моему, это было временное умопомрачение. Юм-Памарак определяет это состояние, как «хашцак мицерик». При дословном переводе это означает что-то вроде «путешествие в глубь самого себя». Но на самом деле «хашцак мицерик» – это нечто гораздо большее, чем просто возвращение к воспоминаниям. Рано или поздно, через церемонию «хашцак мицерик» должен пройти каждый уурсин. Без этого он не может считаться полноценным членом общества.

Из нас шестерых один так и не смог вернуться из путешествия в глубь самого себя. Сколько ни пытался Юм-Памарак привести его в чувство, он смотрел вокруг ничего не понимающим взором, хлопал в ладоши и пускал слюни.

Кто знает, быть может, ему повезло больше, чем остальным. По крайней мере, ему не пришлось жить в постоянном ожидании неизбежного конца. А мы… Мы умирали. Наши организмы, лишенные иммунной защиты, перестали бороться за существование. Рак – древняя болезнь, о которой давно уже забыл цивилизованный мир, – пожирал наши тела. Поскольку противостоять этой напасти мы были не в состоянии, нам оставалось лишь придумать способ, как достойно, не впадая в отчаяние и панику, дотянуть до конца. Каждый решал эту задачу по-своему.

Скорость, с какой развивались болезни, была индивидуальной. Я так полагаю, что это связано с тем, как долго человек был мертв до того, как его вновь вернули к жизни. Лучше всех чувствовали себя я и колонист по имени Станислав. И пока еще силы не покинули нас, а лекарства, что давал Юм-Памарак, могли заглушать боль, мы решили отправиться в путешествие. Мы не думали о том, что наши знания о мире, в котором мы волей случая оказались, смогут принести кому-то пользу. Поэтому мы даже не вели никаких записей. У уурсинов нет письменности, поэтому нет и никаких принадлежностей для письма. Но при желании мы бы могли найти какой-то способ делать заметки. Но мы даже не думали об этом. Путешествие стало для нас своеобразным способом убить время оставшейся нам жизни. Ведь если сидеть на одном месте и постоянно думать о смерти, то эдак и с ума сойти недолго. А то и похуже чего.

Сначала мы пошли на запад и добрались до отрогов гор. Пройдя по краю каменистой пустыни, мы нашли сквозной проход, ведущий на другую сторону горной гряды. Если бы мы повернули на север, то вскоре вышли бы к вашему лагерю. Но мы решили исследовать обнаруженный проход. И, надо сказать, не зря – в проходе мы сделали удивительное открытие…

Хотя, может быть, это ничего и не значит…

Впрочем…

Ну, ладно, об этом – в другой раз.

Оказавшись по другую сторону горной гряды, мы повернули назад, обошли краем джунгли, в которых чуть не погибли, и вышли к широкой, полноводной реке. Поначалу нам показалось странным, что местные жители не пользуются этой мощной водной артерией, но очень скоро мы поняли, в чем тут дело. Река кишмя кишит огромными хищными рептилиями. Мы их назвали змееящерами. У них вытянутые, продолговатые, как у ящериц, тела с четырьмя лапами и хвостом, и длинные, змеевидные шеи, в несколько раз превосходящие размером тела. Мощные вытянутые челюсти, полагаю, способны за раз перекусить человека надвое. Путешествие по этой реке в лодке или на плоту было бы похоже на игру в салки со смертью.

Там, у реки, Станислав почувствовал себя плохо. Лекарство, что дал нам в дорогу Юм-Памарак, уже не помогало ему. Я еще держался, но тоже чувствовал, что время мое на исходе. Сильных болей, как Станислав, я не испытывал, но порой на меня вдруг наваливалась жуткая слабость. Такая, что я несколько часов лежал пластом и не мог даже пальцем шевельнуть.

Мы поняли, что пришла пора возвращаться.

Станиславу с каждым днем становилось все хуже, и к концу пути он уже едва переставлял ноги. Не без труда добравшись до селения уурсинов, мы узнали, что двое наших товарищей умерли. Третий находился на пороге смерти.

Все это было очень грустно. Но в то же время я не могу сказать, что меня пугала близкая кончина. Дело в том, что после «хашцак мицерик» я очень хорошо помнил свою первую смерть. Смерть, скажу я вам, когда она не насильственная и приходит вовремя, куда эстетичнее, нежели рождение. Смерть – это закономерный конец жизни, один из этапов, который обязательно нужно пройти. А старость и болезни – это прививка, которую жизнь нам делает перед смертью.

После нашего возвращения в поселок Станислав прожил еще тридцать два дня. После его смерти я остался единственным человеком на планете. Можно сказать, что в какой-то степени это льстило моему самолюбию. Я ведь был гораздо образованнее любого из уурсинов. Тот же Юм-Памарак, когда я рассказывал ему о законах физики или устройстве Вселенной, слушал меня с недоверием. Мне кажется, он считает меня если и не лжецом, то отъявленным фантазером. Но все же мне удалось убедить шамана в том, что рано или поздно люди, такие же, как я, снова придут в поселок уурсинов. И что у них будет на уме – никто не знает. Поэтому, для того чтобы вовремя узнать о целях пришельцев, уурсины должны выучить их язык.

И еще я сказал им:

– Что бы ни говорили вам люди, не верьте им. Люди алчны и лживы. Они попрали все, до чего смогли дотянуться, – даже саму смерть.

– Ты ведь тоже принадлежишь их роду, – напомнил мне Юм-Памарак. – Выходит, тебе тоже нельзя верить?

Я не знал, что ему ответить.

Но я понял, что он готов к встрече с людьми.

– Зачем ты вообще завел с ним этот разговор? – пожал плечами Дик-18.

– Какой разговор? – не понял Юрий.

– О людях, которые придут к ним в поселок.