Роман Злотников - Путь князя. Атака на будущее

Полковник еще минуту стоял молча, размышляя над словами профессора, а затем медленно сел и придвинул к себе тарелку с макаронами.

– Значит, мне остается только... надеяться.

– У каждого родителя наступает в жизни такой момент, когда ему остается только надеяться на то, что он сумел развить в своем ребенке достаточно стойкости и ума, чтобы тот справился с тем бременем, которое свалилось на его плечи. А самому в этот момент, действительно остается только надеяться и... молиться. И, знаете, что я вам скажу: Господь обычно подбирает нам бремя по силам. И самое главное для нас в этот момент не испугаться, не начать себя жалеть и... не позволить никому постороннему, даже из самых лучших побуждений – из жалости, из безграничной любви, из страха за нас, скинуть с наших плеч это бремя. Иначе нам может и не выпасть второго шанса стать... тем, кем мы смогли бы стать, если бы вынесли то, что сначала возможно и нам самим казалось непосильным, – Петр Израилевич сделал паузу и тихо добавил: – Ведь все, что нас не убивает – делает нас сильнее.

– Все, я больше никуда не пойду. – Немоляева рухнула на землю и вцепилась руками в пожухлые стебли прошлогодней травы.

Данька остановился и, тяжело дыша, вытер пот.

– Я больше никуда не пойду, – вновь повторила Немоляева и обвела всех вызывающим взглядом.

Рат махнул рукой, давая команду прекратить движение, и, подойдя к Немоляевой, присел рядом с ней на корточки. Та несколько мгновений все так же с вызовом смотрела ему в глаза, а потом не выдержала и отвела взгляд.

– Я больше не могу... – Теперь ее голос звучал не вызывающе, а жалобно. – Я устала. У меня все болит – руки, ноги, спина. Я уже забыла, когда мылась. У меня просто чудовищные волосы, кожа, ногти... Я же женщина, в конце концов, а не ломовая лошадь. Я больше не могу.

Рат понимающе кивнул и, выпрямившись, коротко приказал:

– Привал.

Все с глухими стонами опустились на землю. Данька скинул с плеч армейский вещмешок, отцепил от него скатку с плащ-палаткой и, раскатав ее, улегся сверху, подсунув под ноги рюкзак, так, чтобы ступни оказались выше головы.

Весна в этом году оказалась неожиданно поздняя. Но снег в тайге за тот месяц, что они провели здесь, уже окончательно сошел, а неделю назад сквозь потемневшие прошлогодние листья и старую траву буйно полезла молодая.

– Тань, не сиди на земле, простудишься, – послышался голос Барабанщицы.

– О господи, да отстаньте от меня все, – со стоном произнесла Немоляева.

– Ага, – спокойно кивнула Барабанщица, – вот только подстели плащ-палатку, и я сразу же отстану, ладно?

Немоляева еще несколько мгновений молча сидела на земле, а потом нехотя поднялась и принялась расстегивать ремешки, которыми плащ-палатка была приторочена к вещмешку.

Данька покосился на остальных. На следующий день по прибытии Рат попросил отца Барабанщицы обеспечить всех сменной одеждой. Ведь из Москвы улетали в чем были... Так что еще через день старенький трехосный ЗИЛ-131 привез несколько комплектов армейского камуфляжа и шесть укомплектованных вещмешков – с котелками, фляжками, сменным бельем. Немоляева, увидев безразмерные синие трусы, закатила жуткий скандал!

– Я это надевать не буду, – кричала она.

Рат молча выдержал полчаса непрерывной истерики, а потом только сказал:

– Ходить будем много. По тайге. Поэтому прошу всех позаботиться о том, чтобы у каждого были сменное белье и комплект сменной одежды. Если нет своего – подберите из имеющегося ассортимента.

После чего просто вышел из комнаты. Немоляева проводила его ошеломленным взглядом, а затем расплакалась. Но на следующее утро вышла в форме, которая, впрочем, неожиданно сидела на ней довольно кокетливо...

Пока они отдыхали, Рат успел подняться дальше по склону и осмотреть горизонт. Данька удивлялся, как легко он шел сквозь любой бурелом. Причем именно сквозь. Там, где им приходилось рубить ветки и растаскивать сцепившиеся сучья, Рат проходил так, будто там была как минимум хоженая тропа, а то и... эскалатор.

Привал продлился пятнадцать минут. Потом Рат скомандовал:

– Подъем!

Все начали нехотя подниматься и увязывать вещмешки. И только Немоляева с упрямым видом осталась лежать на земле. А когда Рат подошел к ней, с вызовом повторила:

– Я же сказала, что никуда не пойду!

Рат несколько мгновений смотрел на нее, а затем вновь присел на корточки.

– Хорошо, Таня, давай договоримся так. Я тебе сейчас расскажу одну историю. А потом, если ты захочешь, я отправлю тебя прямо в Москву. Домой. Причем сделаю так, что тебя там никто не тронет. Для одного человека я сумею так сделать...

Он сделал паузу и начал:

– В одном теплом и мелком заливчике жили моллюски. Им там было очень хорошо – тепло, уютно, тихо. Вода заливчика представляла из себя густой бульон, переполненный сытным планктоном. Короче, не жизнь, а малина. Все, что только может хотеть моллюск, – под боком. И так они и жили, не напрягаясь и не заморачиваясь, и не сильно размышляли о том, что там твориться в большом мире, за пределами заливчика. А зачем? Все и так классно. Просто супер.

Рат замолчал и окинул всех проницательным взглядом. Ребята слушали, затаив дыхание.

– И все было бы ничего, как вдруг нескольким моллюскам внутрь раковины попались... песчинки. И им стало... больно. Тяжело. Неуютно. И весь этот теплый и уютный мирок ничем не мог им помочь. Помочь себе они могли только сами. И... одни из них приложили все свои усилия, суматошно замельтешив ресничками, чтобы только выбросить из себя эту гадкую, противную и ужасную вещь и снова жить легко и приятно. И умереть в свой срок, превратившись в питательную среду для того самого планктона, которым будут питаться следующие поколения моллюсков. А другие... о-о, другие оказались не робкого десятка. Они прислушались к себе и поняли, что они смогут сделать с этой болью что-то иное. Использовать ее, как рычаг, как ресурс, который позволит им понять, зачем они действительно появились на этом свете, что есть их истинная суть и жизненное предназначение. И они не стали бороться с этой болью, а преодолевая ее и терпя лишения, иногда даже испытывая голод, начали обволакивать эту песчинку перламутром. Слой за слоем. Слой за слоем. И принесли в этот мир жемчужины... – Рат замолчал. Все тоже сидели и молчали. Молчала и Немоляева. Так прошла минута, вторая, потом Немоляева потянулась к вещмешку и, вытащив из-под себя плащ-палатку, принялась крепить ее ремешками. После чего поднялась, закинула вещмешок за плечи и поправила лямки.

– Ну, чего уставились? – воскликнула она. – Я женщина или нет? Я что, ни одной истерики уже закатить не могу? Пошли.

До сопки, которую Рат определил как цель, они добрались только к полудню. Взобравшись на вершину, без сил рухнули на землю. Даже не подстилая плащ-палатки. Рат несколько мгновений смотрел на них, вконец измученных десятичасовым ночным переходом и трехдневным постом, который он устроил им накануне, а потом мягко попросил: