Руслан Галеев - Черепаховый суп

Через полтора часа после расставания с Шурави на террасе мы миновали полукилометровую зону, отделяющую кордон от условной границы Эпицентра, и выбрались наружу. Отличие было разительным, пожалуй, даже шокирующим. Там, откуда мы пришли, взгляд почти беспрепятственно уносился к горизонту на волнах невысоких холмов, лишь изредка встречая на пути чахлые деревца и кустарник. Там стояла сухая жара, солнце роняло вниз мегатонны энергии и почти не было тени, поскольку нечему было эту тень отбрасывать.

Но стоило нам оказаться за кордоном, как все изменилось. Приближение к полукилометровой зоне мы почувствовали еще за несколько минут до возвращения на поверхность. Воздух наполнился влагой джунглей, по стенам коридоров потекли ручьи конденсата, отчего красные кирпичи потемнели и местами покрылись мхом и плесенью. Но было еще кое-что: сигнал, говоривший о том, что граница Эпицентра пересечена.

Полковник назвал этот акустический эффект сигналом Аведиса [3], но как ни пытался, природу его и причину появления выявить не смог. Сталкер, пересекающий полукилометровый отрезок между бетоном кордона и территорией Эпицентра, слышит шесть отчетливых сигналов. Однако когда одной из групп было дано указание записать эти сигналы, у них ничего не вышло – файл с записью оказался заполнен чем угодно, вплоть до шума падающих капель конденсата, но звука сигнала Аведиса на нем не было. «Мистика какая-то», – констатировал Полковник и махнул на это явление рукой, переключив внимание на другие, более насущные проблемы.

Почему я так подробно рассказываю об этом акустическом эффекте? Потому что именно я, можно сказать, дал ему название. Иногда мне кажется, что это вообще единственная моя заслуга в жизни. Все остальное – ерунда, за исключением, быть может, двух жизней, которые я спас, переведя людей из одной области планетарного диска в другую сквозь Эпицентр. Но те две жизни с лихвой искупили две смерти: Боно и Марты. Хотя... ведь есть еще Фрэнки и Зонтичный человек...

Что касается сигнала Аведиса, то Полковник, стремясь создать для себя наиболее полную картину, попросил каждого из сталкеров описать эти звуки. Когда очередь дошла до меня, я почему-то вспомнил, как в детском доме три года подряд ходил на факультативные музыкальные занятия к одному разочаровавшемуся хипстеру, который обучал нас игре на ударных инструментах. (Кстати, у этого опустившегося человечишки всегда можно было не слишком дорого прикупить травки, но и играть мне тоже нравилось.) Так вот, я сравнил звуки таинственного сигнала со звуками «железа» драм-установок, которые отличались по силе звука, характеру и продолжительности звучания, но всегда имели характерный «стальной» оттенок. Выслушав меня, Полковник сказал: «Похоже... Да, действительно похоже». С тех пор мы так и называем сигналы: райд, хэт, сиззл, чайна, сплэш и крэш. Пятый, впрочем, не всегда удается услышать, так как звучащий прямо перед ним оглушительный «чайна» на какое-то время заглушает все остальные. А еще мы иногда называем сигналы Аведиса «приятелями». Встречая нас на границе, они как будто восклицают: «Ба, сукин ты сын, сколько лет, сколько зим! А я-то думал, ты давно откинул копыта!»

Так уж вышло, что предсказать точку возвращения на поверхность можно только теоретически. Пространство между условной границей Эпицентра и бетонным занавесом кордона представляет собой изрытую воронками территорию. Стоит какому-нибудь (иногда совершенно безобидному – в Эпицентре встречаются и такие) организму оказаться там, и смертоносная техника кордона стремится уничтожить даже память о нем, используя все: от зенитных установок до обычного ручного оружия.

Монстры не часто преодолевают границу Эпицентра, однако иногда это случается, поэтому неизвестно, сохранился ли выход из тоннелей там, где ты поднимался в прошлый раз. Его вполне можно обнаружить разрушенным или засыпанным землей. Именно из-за агрессивности кордона (не уступающей по многим параметрам агрессивности Эпицентра, что, в принципе, оправдано), мы не могли позволить себе подняться на поверхность в зоне видимости. А растительность начиналась как раз на уровне полукилометровой зоны – живучая, упрямая и нередко кровожадная. Ее косило взрывами, пулеметными и автоматными очереди, жгло напалмом, но она снова и снова поднималась, причем в такие краткие сроки, что в конечном итоге ее стали урезонивать, только если она подбиралась к бетону слишком быстро. Эта растительность должна была скрыть нас от всевидящего ока кордона, но могла и воспринять нас как пищу. Повторяю, это был один из самых опасных этапов трипа, поскольку здесь мы могли надеяться только на скорость своей реакции, силу мышц, умение быстро передвигаться и (прежде всего) чутье Проводника. Мы были голы, безоружны и вымотаны бегом.

Первые три попытки подняться наверх оказались неудачными – выходы были засыпаны. Пришлось спешно возвращаться назад и искать другие пути. А времени оставалось все меньше – твари, прорвавшие кордон, уже повернули к родным пенатам. С минуты на минуту уже упоминавшийся жгут времени должен был вытолкнуть нас обратно. И потому приходилось бежать, сохраняя приличный темп, хотя хотелось лечь и подохнуть.

Наконец в идеально круглом отверстии над собой мы увидели темное небо в прорехах звезд. Буги приказала остановиться и вопросительно уставилась на Сабжа.

– Слева от дыры, метрах в пятнадцати, небольшой сонный скальпель, – побормотал он, прикрыв глаза. – Остальное... вроде ерунда, можно идти. Хотя, стоп! Справа, прямо за кучей земли, – желтые пятна, а чуть дальше – комариная плешь. Пройти можно.

– Значит, пойдем прямо, – констатировала Буги. – Сколько до ближайшего тайника?

– Метров двести. В обход сонного скальпеля.

Выход из тоннеля окружали заросли дубовника. Это тоже кустарник, но его тонкие стебли имеют привычку сплетаться в подобие толстого древесного ствола, а листья напоминают дубовые, отсюда и название. Ближе к центральным областям Эпицентра такие заросли могли представлять настоящую угрозу, поскольку в них обожают вить гнезда стапи – мелкие кровожадные твари, покрытые рыжей шерстью. Один стапи запросто умещается на ладони, и достаточно сжать пальцы, чтобы переломать ему хрупкие кости. Но беда в том, что стапи живут и охотятся огромными стаями, а питаются крупными живыми организмами. Настолько крупными, что человек привлекает их внимание разве что в сезон совсем уж неудачной охоты. Но если это с вами, не дай бог, произойдет, можете рисовать большой крест на своей биографии. Стапи – сухопутные пираньи, и падали после них не остается. Собственно, за привычку нападать толпой их и прозвали «стапи» – сокращенно от «стаи пидорасов». Грубовато, конечно, но уж очень мы не любим фауну Эпицентра.