Роман Злотников - Путь князя. Равноценный обмен

— А… когда вы… ну-у-у… превращаетесь из… скульпторов и лесников в Воинов?

— Мы всегда Воины. Ибо это наш… способ жить. Взаимодействовать с миром… А если ты имеешь в виду то, что мы называем «опоясаться мечом», то… либо когда позовет Князь, либо когда ты сам поймешь, что наступило время это сделать.

Энсин задумался. А потом осторожно спросил:

— То есть… Князь может вот так прийти и сорвать тебя с места, совершенно не интересуясь, какие у тебя есть неотложные дела, проблемы, желания?..

— Мы же приносим клятву служить, — серьезно ответил Воин, а затем улыбнулся. — К тому же я никогда не слышал, чтобы Князь кинул клич всем, кто может носить оружие. Вернее… я читал об этом, когда изучал историю. Но так было очень давно, когда тех, кто избрал Путь, среди нашего народа было еще мало… Так что если у кого-то действительно неотложные дела, настолько важные, что их невозможно отложить даже по кличу князя, он вполне может продолжать ими заниматься. Но я о таком не слышал. Обычно, наоборот, откликается в десятки раз больше, чем нужно. И Князю приходится нести бремя выбора…

Энсин кивнул, хотя ничего так и не понял. Он растерянно хмыкнул и решил сменить тему.

— Ты сказал монастырь. Я думал, в монастыре живут только монахи.

Воин усмехнулся. Похоже, с подобной реакцией он уже сталкивался.

— Нет, конечно. Наши монастыри — это школы. Школы Пути. В большинстве монастырей не слишком многие имеют полный постриг. Большинство лишь временный. Это ученики и большая часть Учителей — Воины и Витязи, либо те, кому пришлось убить. Они находятся под строгой епитимьей, пока не сумеют излечить душу, а затем возвращаются в мир. — Воин помолчал немного. — У каждого из нас есть свое бремя в этом мире, и отказываться от него, снимать со своих плеч — грех не менее тяжкий, чем, скажем, убийство.

Энсин попытался переварить услышанное, а затем хмыкнул:

— Странно… А я-то считал, что… да, ладно, — внезапно оборвал он сумбурную цепочку своих разбежавшихся мыслей. — Скажи, а у вас, в монастыре, строгие порядки?

— Да. Это же монастырь.

— И… тебе никогда не было обидно?

— Отчего?

— Ну… в тот момент, когда ты, скажем… постился или, там, истязал свое тело занятиями, — Ирайр вспомнил, ЧТО вытворял Воин в зоне 10Х, — другие дети ели мороженое, радовались новой игрушке, хохотали над смешным голомультиком и так далее…

Воин улыбнулся.

— Да нет… У нас было много своих радостей. И не думаю, что меньше, чем у тех, кто мог позволить себе каждый день есть мороженое, радоваться новой игрушке и хохотать над смешным голомультиком. Рядом с нами были Учителя, смысл жизни которых в нас, учениках. К тому же… в моей жизни были и мороженое, и новые игрушки, и смешные голомультики. Каждый год мы два раза возвращались домой. На каникулы. Две недели зимой и месяц летом. А вот дети, что жили за пределами монастыря, имели гораздо меньше настоящей радости — радости преодоления. Думаю, ты и сам испытывал ее, когда, скажем, твоя команда выигрывала матч или чемпионат. Или, например, сдавал экзамен на право управления кораблем с массой покоя свыше тысячи тонн. Разве эта радость не… круче, чем от новой игрушки?

Энсин опять задумался, но долго поразмышлять ему не удалось. Послышался звонкий голос:

— О, Ирайр, ты все еще здесь!

Энсин обернулся, уже зная, кого увидит. Брюнетка пришла не одна. Рядом с ней маячила та самая подружка с волосами цвета сиреневой акулы и двое громил в повседневных комбинезонах десантного наряда. Громилы выглядели крайне импозантно. Этакая овеществленная брутальность.

— А мы собираемся прошвырнуться на восьмую палубу. Иргр и Аллент говорят, что у десантников сегодня вечеринка, — сообщила брюнетка, пожирая любопытным взглядом собеседника энсина. — А это твой приятель? Я что-то раньше его здесь не встречала.

Тут глаза «акулы» расширились от удивления, и она, торопливо прильнув к уху подруги, что-то зашептала ей. У брюнетки глаза сначала округлились, затем даже оквадратились.

— Да что ты?! — Она мгновенно развернулась к десантникам и заявила: — Так, мальчики, вечеринка отменяется. Мы остаемся здесь. — И тут же повернулась к энсину, подарив ему очаровательнейшую улыбку (которая, впрочем, скорее предназначалась Воину), и проворковала: — Дорогой, ты не пригласишь нас за свой столик?

Энсин досадливо поморщился. Болтовня о пустяках не входила в его планы, но делать нечего. И он, поднявшись, сделал широкий жест рукой.

— Прошу.

Но тут вмешался один из десантников.

— Эй, дамочки, я не понял, — прорычал он хриплым басом. — Вы буквально повесились на нас, раскрутили на выпивку, уломали заказать столик в нашем баре по сети, что обошлось нам с Аллентом в полсотни монет, а теперь делаете ручкой? Так не пойдет. Еще никто не мог сказать, что кинул Иргра, и ему за это ничего не было.

Десантник навис над брюнеткой сердитой глыбой. Та испуганно вскинулась, но сделать уже ничего было нельзя. Десантник поднял бокал с коктейлем и, мстительно ухмыльнувшись, опрокинул его над головой брюнетки…

Что произошло потом, никто так и не понял. Просто в следующее мгновение рядом с десантником возникла фигура Воина. И струя сладкого, липкого коктейля, обрушившаяся на кокетливую головку брюнетки, с мелодичным звоном ударила в донце подставленного пустого стакана. Воин дождался, пока струя иссякнет, подождал еще мгновение, поймав последнюю каплю, после чего плавно вернулся на свое кресло.

— Эй ты, — взревел десантник, — это был мой коктейль!

— Вы хотите коктейль? — улыбнулся Воин. — Прошу…

Его пальцы, до сего момента мягко охватывающие тонкие стенки высокого стакана, внезапно пришли в движение, вытолкнув стакан вверх, над ладонью, и… водрузив его на один-единственный вытянутый вверх указательный палец. Причем, судя по всему, столь неустойчивое с виду положение стакана не доставляло Воину особых неудобств. Он вполне светским жестом протянул стакан десантнику. И все поняли, что это не пижонство, а… намек, представление, визитка, некий посыл: «Эй, парень, осторожней, я не совсем то, что тебе, может быть, кажется». Это поняли все… кроме десантника. Он ошарашенно уставился на стакан, потом перевел взгляд на Воина. Его лицо начало багроветь.

— Ну, ты… жонглер, — начал он.

Энсин понял, что если сейчас не вмешается, вечер может закончиться серьезными потерями для десантного наряда корабля. Поэтому поспешно произнес:

— Девочки, позвольте вам представить — Юрий.

Десантник, уже набравший в легкие воздуха, чтобы разразиться гневной тирадой, внезапно поперхнулся, а его лицо, уже достигшее расцветки светофильтра сигнальной лампы, начало стремительно терять цвет. Но на него уже никто не обращал внимания. Все посетители бара, увлеченно наблюдавшие за разворачивающимся действом, замерли, во все глаза уставившись на человека, непринужденно держащего стакан на вытянутом пальце. На их лицах читалось изумление. Еще бы, это же один из НИХ…