Василий Горъ - Аз воздам

Представляю, каково было Олегу – сначала потерять меня, потом – сына, и все это из-за моих дурацких закидонов! Блин, как мне было стыдно! Я бы отдала все, чтобы вернуться в тот день, когда я заявила Деду, что возвращаюсь на Землю! И не произнести этих слов. Но с машиной времени даже у Эола с Манышем было туго… Поэтому приходилось искать взгляды мужа, виновато улыбаться и ждать хотя бы одного теплого прикосновения… Или намека на то, что он меня простит. Хоть когда-нибудь. Увы, пока не дождалась – Коренев пер по Глазу Ночи бука букой, оживляясь только в моменты, когда на нас бросалась местная живность и появлялась возможность выместить свою злость на несчастных «корягах» или «котах». В такие моменты обычно расчетливый и холодный как лед супруг превращался в облитый сиянием клинков смерч, сметающий все на своем пути. Там, где можно было обойтись одним ударом, он наносил три-четыре. Превращая напавшую на кого-нибудь из нас тварь в кровавый фарш. Иногда траектории движения его мечей проходили в опасной близости от Кормушки, и я чувствовала степень выжигающей его изнутри ненависти – каждый раз он с трудом останавливал стремящееся к цели оружие или менял траекторию его движения…

Вечерами, после ужина, если не выпадала его очередь караулить лагерь, Коренев подолгу лежал на спине с открытыми глазами и смотрел куда-то сквозь палатку, часто засыпая перед самым рассветом. Разговорить его не получалось – на все мои вопросы он отвечал кивками, а на прикосновения не реагировал вообще: мне иногда казалось, что я для него перестала существовать вообще. И как жена, и как женщина, и как человек… Первые дни я бесилась – мне казалось, что после освобождения из кормушкинских лап в нашей жизни снова все наладится, он будет таким же предупредительным и нежным, а пережитое – тихо канет в небытие. Потом меня поглотила апатия, а после заявления Кормухина о том, что у него в лапах мой сын – я вообще перестала что-либо соображать. Шла, как машина. Билась, как машина. По ночам спала как убитая. До сегодняшнего дня…

…Прикосновение его губ к моему затылку обожгло меня, как струя крутого кипятка, – у меня мгновенно пересохло горло, пропал сон, и дико заколотилось сердце. Стараясь не шевелиться, чтобы ненароком не прервать такой сладкий и долгожданный поцелуй, я вогнала порядком отросшие ногти в ладони и задержала дыхание. Однако, судя по тому, что губы плавно переместились к чувствительному месту у меня за левым ухом, успокаиваться на поцелуе в шею Коренев не собирался… Слабенький укус в мочку уха, и я почувствовала, что незаметно для себя самой прогнула спину и закусила губу… После прикосновения его пальцев к пояснице я поняла, что лежать на боку просто невыносимо и… сжав зубы, попыталась потерпеть еще… Не тут-то было – ладонь мужа, проскользнув между моей рукой и боком, мягко, но настойчиво потянула меня к себе… Пришлось перевернуться на спину… В этот момент я вдруг дико пожалела, что потеряла свою буйную шевелюру – так волосы, распущенные перед сном, наверняка прикрыли бы мои повлажневшие глаза, и скрыли бы от него то состояние, в котором я находилась… Увы… Поцелуй в угол глаза сказал ему все… Остальное я помню урывками – сорванный камуфляж; жар его прикосновений; безумная, запредельная нежность первого объятия; рвущийся через закушенную губу стон; ботинок, невесть как оказавшийся у меня под поясницей; безумное опустошение, наступившее незадолго до рассвета… Пережитое горе, страх за сына, сумасшедший животный мир Глаза Ночи, ожидающий наших ошибок за тонкими стенками палатки, обиды Олега и мои глупости – все осталось где-то там, в далеком, теряющемся на фоне пылающего огня нашей страсти, прошлом… А в настоящем были только мы двое… И наши прикосновения друг к другу… И совершенно запредельное, сметающее все и вся, желание…

…Момент, когда я отъехала, не запомнился. Помню, как втискивалась спиной в горячий живот мужа, прижимая к своей груди его широченную, покрытую застарелыми мозолями от рукояти меча ладонь, и молила Бога, чтобы он не отвернулся… Помню, как пару раз просыпалась в холодном поту от мысли, что все это мне только приснилось, и, почувствовав его руку, умиротворенно засыпала опять… Помню сон, приснившийся под утро, – Самир врывается в нашу спальню в Аниоре и весело орет:

– Олег! Маш!!! Идите сюда!!!

Помню, как удивилась, что у сына такой взрослый голос, и решила показать его врачу, но потом вдруг моей груди стало прохладно, и я проснулась…

Олег, с мечами за спиной, полностью одетый, как раз выбирался из палатки. Почему-то очень торопливо…

Наскоро натянув на голое тело брюки, я кое-как застегнула ремень, набросила куртку и полезла следом…

– Маша. Так и стой! – стоило мне выпрямиться, обратился ко мне Кормухин. – Ибо в твоем ботинке – тоже пара зарядов… Знаете ли, господа, я, конечно, понимаю, что этот мир – весьма и весьма неприветлив к своим гостям, но спать одетыми, на мой взгляд, крайне вредно для здоровья… С сегодняшнего дня ты, Машенька, спишь в МОЕЙ палатке. До момента, пока я не получу то, ради чего я сюда приперся и не окажусь в своей родной Москве. Снять ботинки я тебе не дам, так что выбора у тебя нет… Олежка! Тебя что-то удивляет? Странно… Я думал, что ты понял, что тягаться со мной у вас кишка тонка… Да, вы дьявольски быстрые и сильные… Но скорость света – и для вас предел… кнопочку нажать мы успеем всегда… Бах, и твоя жена – калека… Ну, как тебе перспектива?

– Ну, ты и сука, Иваныч… – процедил Коренев.

– Пусть так… Но, согласись, умная… – заржала эта паскуда и повернулась к стоящей неподалеку Беате:

– А ты, красавица, проводи мальчика пописать… Кстати, советую не дурить: обидишь его – твоей подруге будет больно-больно…

– Ольгерд! У Кольена оторвало стопу… Жгут я наложил! Что дальше делать? – в разрезе в пологе своей палатки стоял Эрик и бешено сверкал глазами.

– Дед! Помоги Эрику… – рявкнул мой муж и, осмотрев меня с головы до ног, вдруг заржал:

– И все-таки ты, Иваныч, полный и законченный придурок!!!

– Не понял?

– Ну, как говорит мой друг Вовка, спешка хороша при ловле блох… Еще один умный человек как-то сказал: «Кто с мечом к нам придет, тот в орало и получит»… Слыхал такое?

– И?

– Что «и»? В орало хочешь?

– У тебя что, башню сорвало, бля? – потрясая какой-то хреновиной, возмутился Кормушка. – У тебя же жена не ящерица? Лапка у нее не отрастет…

– Ящерица… Еще какая… – с лица Олега вдруг пропала улыбка. Он еще раз посмотрел на меня, потом на Беату и… пропал…

Меня кинуло куда-то в сторону… Ныряя в джуше , я успела сгруппироваться, перекатиться через правое плечо и вскочить на ноги. Прямо в пепелище догорающего костра! Мой визг от ожога об попавший под ногу уголек, наверное, был слышен даже на Ронтаре… Прыгая на одной ноге, я пыталась подуть на обожженную пятку и крыла Олега на чем свет стоит…